Политические эмоции. Почему любовь важна для справедливости

Напротив, старый Дели любят практически все, кто пишет о нем – от поэтов XVIII и XIX веков, бродивших по его улицам, до современных историков и архитекторов. «Кто бы хотел покинуть улицы Дели?» – написал на языке урду поэт Заук в середине XIX века. Современные авторы, начиная с британского историка Индии Уильяма Далримпла до Муширула Хасана, нынешнего директора Национального архива Индии, согласны с высказыванием Заука и разделяют его эмоции[495]. Эта любовь, однако, ностальгическая, обожающая то, чего не существует в реальности с 1857 года, но что все еще существует в живописи и поэзии.

Старый Дели был одним из тех городов, который понравился бы Джейн Джекобс, архитектурному критику, представительнице нового урбанизма: прямая противоположность заранее спроектированному городу, старый Дели органично вырос вокруг повседневной жизни и взаимодействия людей[496]. Он не хуже любого другого города иллюстрировал (по крайней мере, так рассказывают) идею человеческой свободы, о которой писала Джекобс в своих работах, посвященных городам. «Их замысловатый порядок – проявление свободы бесчисленного множества людей строить и осуществлять бесчисленные планы – во многих отношениях является великим чудом»[497]. Многочисленные сохранившиеся художественные изображения Дели XVIII и XIX веков[498] передают его архитектурное великолепие и уникальный эклектичный характер, в котором встретились индуистская и исламская культуры, создав неповторимый смешанный стиль. Описание событий в письмах и дневниках подтверждает это: индуисты, мусульмане и христиане, торговцы и члены королевской семьи Великих Моголов – все они взаимодействовали в сети связей, в которой даже британские оккупанты играли отведенную им роль.

Дели не были чужды военные завоевания, и даже в XVIII веке поэзия, посвященная Дели, выражает чувство разлома и соответствующую ностальгию. Великий поэт XVIII века Мир Таки Мир писал на урду: «Сейчас этот обычай почти исчез, но все же в былые времена / Друзья садились и разговаривали друг с другом днем и ночью»[499]. После особенно жестокой битвы Мир воскликнул: «Дели, который был избранным городом мира, где жила элита того времени; / Был разграблен и уничтожен обстоятельствами. / Я принадлежу к тому очень пустынному городу»[500]. Тем не менее к середине XIX века старый город в основном уцелел, поскольку разные мероприятия – от суеты магазинов до всенощных поэтических встреч – объединяли людей. Удивительно подробный рассказ Далримпла показывает, что у британского и индийского населения города были до смешного разные представления о распорядке дня: британцы поднимались в четыре утра, завершая все дела к восьми вечера; индийцы же вставали около двух часов после полудня и ложились спать на рассвете. Тем не менее взаимодействия было достаточно для культурного обмена в одежде и искусстве и даже для заключения приличного количества англо-индийских браков до печальной эпохи разделения, к которой мы вскоре обратимся[501]. Чтобы быть полностью включенным в этот город, не нужно было исповедовать какие-либо особые убеждения, хотя, возможно, нужно было любить поэзию и музыку.

Когда в 1857 году, в конце Восстания сипаев, англичане вторглись в город, этого было бы достаточно, чтобы захватить последнего императора Великих Моголов и взять под контроль Лал-Кила (или Красный форт). Однако вместо этого они проявили жестокость, повсеместно осуждаемую с тех пор. Они решили опустошить город поистине гомеровским образом, погасив угли его былого величия, чтобы Моголы вновь не пришли к власти. Мы знаем, каким был Дели до этих событий, по нескольким сохранившимся фрагментам (частям Красного форта и Джами-масджид – Соборной мечети), но большая часть нам известна по изображениям и рассказам. Как показывает Далримпл, новый британский архитектурный стиль был воинственным, евангельским, нетерпимым к индуистской и мусульманской культурам. Вместо того чтобы с уважением отнестись к культурному наследию Дели, как делали предыдущие поколения, они стремились к культурному геноциду. Не предпринимались никакие попытки восстановления; Дели превратился в город руин. И для того чтобы окончательно положить конец династии Великих Моголов, все мусульманское население было просто изгнано на долгие годы. Это привело к религиозному расколу, которого ранее не существовало и который поддерживался британцами до их ухода. «Для целого поколения, – пишет Салман Хуршид, – Дели стал городом далекой ностальгии, смешанной с горькими и печальными воспоминаниями, разрушенными памятниками и руинами его имперских дней»[502].