Политические эмоции. Почему любовь важна для справедливости

Мадзини, Конт и другие сторонники «гражданской религии» видели свою задачу в более простых терминах. Они считали, что им просто нужно было вызвать глубокое сочувствие ко всему человечеству, и тогда эгоизм исчезнет. Милль и Тагор глубже подходили к этому вопросу, видя, что мы должны иметь дело с людьми такими, какие они есть, и с «весьма несовершенным устройством нашего мира», которое противопоставляет полезность одного человека полезности другого. Для Тагора, возможно, видевшего глубже всех, «несовершенная» ситуация сама по себе была нормативно ценной: всякая любовь имеет свои корни в любви к отдельным людям. И поэтому в достойном обществе всегда будут неравномерные привязанности и конкуренция за увеличение блага своих близких, которая заставляет людей справедливо колебаться, когда дело касается поддержки общего блага всем своим сердцем. Я считаю, соглашаясь с Тагором, что мы не можем искоренить партикуляризм без того, чтобы искоренить саму любовь и лишить общество большей части его энергии, направленной на благо. Но если партикуляризм сохраняется и даже ценится и славится институциями достойного общества, то у людей всегда будут причины испытывать такие эмоции, как страх и зависть, которые подрывают их приверженность общему благу. Общество может в значительной степени обойтись без отвращения, потому что эта эмоция, судя по всему, не связана с источниками позитивного блага; возможно, оно сможет обойтись даже без того типа стыда, который пригвождает к позорному столбу определенные категории людей, потому что такой стыд (тесно связанный с отвращением), по-видимому, не присущ более конструктивному стыду, который побуждает людей достигать высших идеалов, на которые они и их общество способны. Но страх за безопасность своих близких – это то, от чего мы не хотим избавляться, и все же в опасном мире он разделяет людей и подрывает многие конструктивные проекты. Зависть тоже, как мы утверждали, должна остаться (а не только ее добрый родственник, подражание), потому что конкуренция и интерес к ограниченным благам – это то, чему хорошее общество не может препятствовать, не теряя энергию, направленную на благо.

Институции достойного общества действительно удерживают страх и зависть в жестких рамках, и они действительно защищают граждан от враждебного клеймения. Но предстоит сделать еще многое, и в этой главе были приведены примеры множества способов, с помощью которых общество может создать эмоциональный климат, ограничивающий эгоистичный страх и зависть и подрывающий тот тип стыда, который стигматизирует классы граждан. Но это всего лишь примеры. Не многие политики размышляют о политических эмоциях с разных сторон (Рузвельт является заметным и примечательным исключением). Гораздо чаще мысли о создании товарищества и укрощении вредных страстей возникают постепенно: иногда как заранее обдуманное намерение и публичное обсуждение (как в случае с Центральным парком), иногда они возникают из совместного быта людей (как в старом Дели). И политические деятели должны ценить и защищать этот совместный быт, чтобы он не исчез. Но размышления об эмоциях на определенном этапе всегда полезны, поскольку хорошие вещи исчезают или разрушаются, если их не ценить, и иногда трудно вспомнить, что политическое равенство – это не только вопрос хороших законов и политики. Часто оно, по крайней мере в той же степени, зависит от зданий, в которых человек живет, улиц, по которым он ходит, от того, как свет падает на лицо соседа, и проблеска зеленых насаждений, которые манят на соседней улице.

ГЛАВА 11. ПОЧЕМУ ЛЮБОВЬ ВАЖНА ДЛЯ СПРАВЕДЛИВОСТИ

Америка, зримая мне в озарении, не что иное, как я и ты:

Ее оружие, мощь и скрижали – не что иное, как я и ты
…
Свобода и созидание, язык и поэзия – не что иное, как я и ты,
Прошлое, настоящее, будущее страны – не что иное, как я и ты.

Уитмен «У берегов голубого Онтарио»

I. ПЕРЕОСМЫСЛЕНИЕ «ГРАЖДАНСКОЙ РЕЛИГИИ»