Третий урок, который мы вынесли из третьей части, состоит в том, что политическая любовь является и должна быть полиморфной. Любовь родителей к детям, любовь к товарищам, романтическая любовь – все это способно по-разному вдохновлять публичную культуру. Мы не должны удивляться или разочаровываться, если разные группы граждан проявляют разные эмоции по поводу одного и того же публичного выступления или произведения искусства. Спортивные фанаты могут относиться к своей любимой команде как к ребенку, которым они гордятся и которого хотят защитить; другие же могут отождествлять себя со спортсменами, воображать себя ими, любить то, что любят они; третьи могут испытывать романтические чувства к спортсменам; четвертые – видеть в них друзей или товарищей. Эти установки, естественно, будут меняться в зависимости от возраста, гендера и личных качеств человека. И куда больше такого разнообразия в целой нации, но тем не менее все это формы любви и все они по-разному эффективны для поощрения сотрудничества и бескорыстного поведения. Виды любви, побуждающие к хорошему поведению, скорее всего, будут иметь некоторые общие черты: отношение к объекту любви как к цели, а не как к инструменту; уважение к человеческому достоинству возлюбленного; готовность ограничить свои алчные желания в пользу любимого. Однако многие типы и примеры любви могут обладать этими характеристиками, как мы видели с самого начала: любовь Керубино к графине сильно отличается от дружеской любви графини и Сюзанны и, опять же, эти два типа любви отличаются от взаимной романтической любви, к которой приходят Фигаро и Сюзанна в конце оперы. Однако все они альтруистичны и все отказываются от навязчивого поиска личного статуса и чести в пользу взаимности и уязвимости.
Короче говоря, хотя цели и идеалы нашего гипотетического общества накладывают ограничения на эмоции граждан, которые должны поощряться, они позволяют и активно способствуют тому, чтобы в публичной сфере все граждане проявляли себя по-разному в соответствии с их возрастом, гендером, целями, ценностями и личными качествами. Для этого есть место даже в самых нормативно нагруженных произведениях искусства. Мемориал ветеранов войны во Вьетнаме действительно вызывает какое-то уважительное и созерцательное отношение, и совершенно неуместно было бы резвиться и играть там, как это, например, происходит вокруг фонтана Крауна в Миллениум-парке. Но, реагируя соответствующим образом на Мемориал, посетители испытывают самые разные эмоции, в том числе личный траур, общий или национальный траур, отстраненное созерцание, саморефлексию и, без сомнения, многое другое. Политические эмоции – это настоящие эмоции реальных людей; поскольку все люди разные, у всех разные мнения, истории и личные качества, можно ожидать, что любить, скорбеть, смеяться и стремиться к справедливости каждый из них будет по-разному, особенно если их свобода слова защищена и ценится, как это происходит в Америке. Кому-то просто не понравится Керубино, или они не захотят подражать его мягкости; они могут предпочесть играть в бейсбол или крикет. Но они все равно смогут найти свои собственные способы проявления уважения и взаимности. Керубино и его наследники (баулы, Уолт Уитмен) всего лишь наводят на размышления, а не предлагают диктаторскую программу.
Итак, вот путь, который нам удалось пройти. Однако несколько общих теоретических вопросов по-прежнему требуют более подробных комментариев.
II. ИДЕАЛЬНОЕ И РЕАЛЬНОЕ
Мы начали с политических идеалов, представив себе нацию, которая взяла на себя некоторые обременительные обязательства по обеспечению свободы и благополучия всех граждан. Однако наши примеры были заимствованы из истории и, следовательно, из несовершенной реальности существующих наций. Разрабатываем ли мы в таком случае «идеальную теорию», или имеем дело с людьми и институциями такими, какие они есть на самом деле? Эта дихотомия, столь распространенная в философии, чрезмерно проста и вводит в заблуждение. Идеалы реальны: они направляют наши устремления, наши планы, наши юридические процессы. Конституции представляют собой идеальные документы в том смысле, что они не всегда идеально реализуются и не всегда воплощают глубочайшие устремления нации. Но они также реальны, поскольку обеспечивают основу для судебного иска, когда права, которые они гарантируют, не предоставляются конкретному лицу или группе лиц. «Свобода слова», «свобода вероисповедания», «равенство перед законом» – все это высокие идеалы, которые тем не менее обеспечивают основу для действий и вынесения решений в реальном мире, для обучения реальных людей и для прогресса в решении досадных социальных проблем.