Политические мифы о советских биологах. О.Б. Лепешинская, Г.М. Бошьян, конформисты, ламаркисты и другие.

Видите, с каким мудрым предложением выступил Г.К. Мейстер. Не сеять рознь из-за теоретических расхождений, оставить все на суд времени и прогресса, как говорил американский генетик Л.К. Денн. Реагировать на новое, как на возможное, которое пока не может быть объяснено в рамках принятой научной модели явления.

Н.П. Дубинин в докладе на дискуссии 1939 г. высказал следующую мысль (Дубинин, 1939, с. 198-199): «Очевидно, что генетическая теория теснейшим образом связана с практикой нашей селекции. Это и позволяет нам утверждать, что, например, все сорта, имеющиеся у нас по зерновым культурам, выведены на базе генетической теории. Только лишь в силу очевидной связи генетической теории и селекционной практики наша дискуссия и принимает столь существенное значение для всей практики советской селекции». В этом его поддержал А.Р. Жебрак (см. раздел 1.6). О том же говорил В.П. Эфроимсон.

Вполне можно согласиться с мнением Н.П. Дубинина. Практика по скрещиванию, отбору и проверке полученных форм не противоречит положениям генетики. Но ведь эта практика одновременно не входит в конфликт и с положениями мичуринской генетики. Просто мичуринцы добавили к этой практике принципиально новое положение о важной роли воспитания в деле получения из гибридных растений новых сортов. Но ведь это их дело. Поэтому они, а не Дубинин, который селекцией не занимается, должны решать продолжать ли им работать по-старинке, как работали до них, или внести в эти работы новое начало.

Затронутая в данной главе тема, касающаяся принципиальных положений, по которым шло размежевание между классической генетикой и мичуринской биологией, требует отдельного рассмотрения. Мы уже говорили о коллективном письме, которое написали в 1939 г. ленинградские биологи А.А. Жданову. По итогам разбирательства письма в ЦК была организована дискуссия по проблемам генетики. В числе прочего ленинградские ученые жаловались, что им не дают защищать положения генетики. Посмотрите еще раз разделы 7.1-7.6 настоящей главы. Защищать свои положения-это значит, отрицать положения противной стороны. Но на тот момент речь шла о лишь о теоретических, к тому же натурфилософских разногласиях, которые не могли быть разрешены научным, т.е. экспериментальным путем. Об этом также свидетельствует и тот факт, что руководителями дискуссии были философы.

Но раз речь шла лишь о натурфилософских разногласиях, то поддержка одной из сторон могла иметь лишь политические мотивы. В СССР побудительных причин, заставивших бы наших руководителей искоренить одно из направлений, не было. Более того, через руководителя дискуссии было высказано пожелание умерить критический настрой и найти какую-то общую основу для мирного сосуществования. Иная ситуация сложилась на западе. Их политики безоговорочно встали на сторону генетиков; ламаркизм был выполот из западной науки. Но оставался СССР, который своим примером терпимости к реальному ламаркизму подавал западу нехороший пример. Поэтому западная пропаганда все время направляла свое острие борьбы против мичуринской биологии, пока не добилась своего - признания этого направления в советской науке лженаучным (подробнее см. Шаталкин, 2015). Но в перспективе это тоже оказалось никуда не годным решением, поскольку было связано со скандалом, получившим мировую огласку. А раз скандал, то уже в силу этого тема ламаркизма будет постоянно привлекать к себе внимание ученых и историков науки.

Почему генетика и мичуринское учение оказались в центре борьбы мнений. Мы высказали предположение (Шаталкин, 2015) что, на генетике сошлись своекорыстные интересы западных политиков. На генетике, используя навязанные ей со стороны выводы, можно делать, как оказалось, большие деньги и проводить нужную западу политику, нацеленную в первую очередь против Советского государства.

Но это, конечно, не отвечает на вопрос, почему в СССР развернулась борьба между ламаркистами и генетиками и почему она приобрела столь резкие формы.

7.8. Наследственность: третья, номогенетическая составляющая

До этого мы преимущественно говорили о двух сторонах изучения наследственности, генетической и «надгенетической» (ламаркисты, Т.Д. Лысенко), связанной с изучением клетки, как более широкой основы для проявления сходства между родителями и детьми. Последнюю позже соотнесли с эпигенетическими механизмами, так что теперь можно говорить о генетической и эпигенетической составляющих наследственности.

Если гены, как говорил американский микробиолог Гарольд (Harold, 2001, р. 69), «специфицируют клеточные строительные блоки; поставляют сырой материал...», то реально становление признаков, наблюдаемых у взрослых форм, должно осуществляться через систему или последовательность взаимодействий этих «строительных блоков» в процессе развития организма. Можно поэтому предположить, что сходство родителей и детей, т.е. их наследственное подобие в какой-то мере определяется сходством формообразовательных процессов.