Политические мифы о советских биологах. О.Б. Лепешинская, Г.М. Бошьян, конформисты, ламаркисты и другие.

Это оценка, сделанная, правда задним числом, касалась той ситуации, которая сложилась в генетике к 1936 г. На чем основывал Н.П. Дубинин свою уверенность, что Т.Д. Лысенко и И.И. Презент замыслили уничтожить генетику. Для чего им это было нужно, какую цель они могли преследовать и каким образом они могли осуществить свои черные замыслы? Оценивая выступления лидеров генетики Н.И. Вавилова и А.С. Серебровского на декабрьской сессии ВАСХНИЛ 1936 г., Н.П. Дубинин (1975, с. 165) отметил (и с ним можно согласиться), что «доклады Н.И. Вавилова, А.С. Серебровского и Т.Д. Мёллера на дискуссии не содержали новых идей ни в теории, ни в практике, не указывали путей прямого, быстрого внедрения науки в производство. Выступления этих лидеров опирались на прошлое генетики... Очевидно, что в этих условиях общественное звучание позиции Т.Д. Лысенко было предпочтительным. Надежды на успех от применения науки в сельском хозяйстве начали связываться с его предложениями».

Н.П. Дубинин отметил растущий авторитет Т.Д. Лысенко, который выдвигался в бесспорные лидеры вместо признанных. И его опасения, что Т.Д. Лысенко, став лидером, будет притеснять генетику, были навеяны его собственной нетерпимостью (исключительно по молодости, как показывает биография Николая Петровича) к генетическому инакомыслию. Н.П. Дубинин был одним из активнейших борцов с ламаркизмом. В этой своей борьбе он опирался на тех марксистских диалектиков, которые были осуждены в начале 1930-х гг. Н.П. Дубинин, возможно, проецировал свое отношение к инакомыслию на Т.Д. Лысенко, которого он подозревал в ереси ламаркизма, считая, что тот при поддержке властей будет жестко разбираться с генетиками, точно также как генетики разобрались в свое время с механоламаркистами и ламаркистами других толков.

За давностью лет Н.П. Дубинин, видимо, запамятовал, что сессия была организована не для разборок по части теоретических разногласий, но с целью обсудить пути повышения практической отдачи сельскохозяйственной науки, включая селекционно-генетические работы. Об этом недвусмысленно высказался во вступительном слове тогдашний президент ВАСХНИЛ А.И. Муралов (1937, с. 5-6), открывая четвертую сессию: «Я напоминаю вам, что решением октябрьской сессии нашей Академии (в 1935 г.) перед генетиками была поставлена задача помочь в скорейшем выведении новых сортов зерна и высокопродуктивных пород скота. Генетика должна дать научную методику этого дела... В процессе дискуссии наибольшей критике подверглись работы головных институтов - Всесоюзного института растениеводства и Всесоюзного института животноводства...». А вот итоговое мнение участника этой сессии академика Г.К. Мейстера (Спорные вопросы... с. 406), которого поразили «дискуссионные приемы, к которым прибегали некоторые товарищи... такие “аргументы”, которых следовало бы избегать, так как они создают лишнюю рознь между спорящими, для дела совершенно не нужную». «Эта рознь - продолжил Г.К. Мейстер (с. 407) - не нужна потому, что мы собрались здесь не для дискуссии, как таковой, а для того, чтобы направить советскую науку к изысканию кратчайших путей к выполнению директив товарища Сталина о производстве в ближайшие годы ежегодно 7-8 млрд, пудов зерна; для того, чтобы добиться для социалистического сельского хозяйства лучших пород с.-х. животных и с.-х. растений». Сказано предельно ясно. Поэтому Н.П. Дубинину на этой сессии по большому счету нечего было делать и тем более выступать, раз он занимается академической темой, далекой от тех задач, которые поставило перед сельскохозяйственной наукой правительство.

Директор второго критикуемого А.И. Мураловым института Г.Е. Ермаков отметил на той же сессии (Спорные вопросы... с. 244): «Споры здесь идут в основном с идеологами генетики, которые не ведут практической селекционной работы, и непосредственно зоотехниками, занимающимися практической селекцией». Кто же эти «идеологи» в зоотехнии? Г.Е. Ермаковым названы три фамилии: академики А.С. Серебровский, М.М. Завадовский и Н.К. Кольцов.