Политические мифы о советских биологах. О.Б. Лепешинская, Г.М. Бошьян, конформисты, ламаркисты и другие.

Здесь Н. Н. Гришко противоречит сам себе, не желая, видимо, входить в конфликт с теми положениями официальной науки, которые были установлены Иогансеном (Иогансен, напомним, имел в виду флюктуации, совсем другой феномен). Незадолго до этого Н. Н. Гришко и Л. Н. Делоне выпустили книгу «Курс генетики» (1938), в которой, следуя Иогансену, писали (с. 175): «Бесчисленные примеры сельскохозяйственной практики и тысячи опытов говорят нам о том, что изменение признаков под влиянием внешней среды (так называемые модификации) есть не что иное, как реализация различных возможностей организма. Поэтому, модификация повторится в потомстве лишь при точном повторении тех условий внешней среды, в каких наблюдались эти изменения в предыдущем поколении». Это положение было раскритиковано Т. Д. Лысенко ([1938] 1948, с. 212), который иронически писал: «Удивительная эта “природа” (генотип), которая сидит в изменяющемся организме, а сама не изменяется!». Мы сразу все поставим на свои места, если признаем, что «природа» старых авторов не равнозначна генотипу, понимаемому как совокупность генов.

Последействие, о котором говорил в 1939 г. Н. Н. Гришко, не может быть чисто физиологической реакцией, раз оно затрагивает следующее поколение. Поэтому оно должно быть основано на каких-то реальных механизмах, имеющих наследственное значение. От изучения этих механизмов, описываемых поначалу в чисто феноменологическом ключе, генетика отказалась сама, обеднив тем самым свое содержание рассмотрением хоть и очень важных, но тем не менее частных наследственных зависимостей. Признав, как это фактически сделал акад. Н. Н. Гришко, длительные модификации наследственным феноменом, советская генетика устранила бы саму основу противостояния с мичуринской биологией. Напомним (гл. 5), что это противостояние имеет своим началом давнишние споры генетиков и механоламаркистов о том, считать ли длительные модификации проявлением наследственности или нет.

7. 6. Способна ли среда изменить наследственность?

Генетики: Условия внешней среды, кроме тех, которые вызывают мутации, не могут изменить наследственность.

Т. Д. Лысенко, следуя Ламарку: Изменение условий внешней среды может изменить наследственность.

Конечно, ограничивая наследственный субстрат лишь генами (см. раздел 7. 1), можно настаивать на том, что среда не влияет на гены. Но даже при чисто теоретическом рассмотрении этот тезис генетиков не кажется убедительным. Признаки, о которых говорят в биологии, имеют определенное материальное воплощение в структурах организма, которые не тождественны самим генам. Значит, между геном и признаком развертывается цепь морфо-физиологических процессов, конечные фазы которых дадут искомый признак. Поэтому среда может влиять и соответствующим образом изменять не сами гены, но эту развертывающуюся цепь процессов, связанных с формированием признака. И задача в этом случае состоит в том, чтобы выяснить, будут ли изменения этих формообразовательных процессов в материнском организме наследоваться у потомков.

Было показано практически с самого начала развития генетики, что обусловленные средой изменения могут наследоваться по типу так называемых длительных модификаций. Длительные модификации свидетельствуют, что наследственный субстрат не ограничивается исключительно лишь генами. Сейчас для некоторых примеров наследственный субстрат длительных модификаций связывают с эпигенетическими механизмами наследственности. Понятно, что ставить точку в изучении наследственного субстрата еще рано.

Даже если допустить, что эволюция исходно была связана лишь с мутациями, утверждение, что через миллионы лет развития случайные генетические изменения по-прежнему являются единственным механизмом эволюции, не имеет под собой научных оснований. Миллионы лет были даны организмам, чтобы они смогли выработать «хитрые» схемы приспособления.

Все, что я пишу, было очевидно и тогда. Объективных оснований теоретического плана для противостояния не было. Поэтому остается лишь признать замешанность в этом деле политиков. Ламаркизм мешал обогащаться, во-первых, на пагубных пристрастиях человека (алкоголь, наркотики, физиологически активные вещества медицинского назначения и т.  д. ) и, во-вторых, на эксплуатации трудящихся на вредных производствах, деятельность которых сказывается не только на самих работающих, но и на их детях и внуках.

Генетики признавали реальной лишь эволюцию на основе случайных мутаций в генах. Их противники, включая ламаркистов, считали, что одного этого механизма недостаточно, чтобы понять эволюцию.

Уже начиная с работ Иогансена и И. И. Шмальгаузена было понятно, что мутация гена – это по существу его поломка. Следовательно, в понимании классических генетиков развитие органического мира есть эволюция на основе «поломок» или «уродств», как выражался Т. Д. Лысенко. Правда, Т. Д. Лысенко это говорил применительно к практике получения новых форм в сельском хозяйстве с помощью мутагенных средств.