Политика и литературная традиция. Русско-грузинские литературные связи после перестройки

Следующий период деградации грузинского общества, воплощенного в образе рода Кашели или homo soveticus provinсialis, порождения советской власти в провинции, связан с периодом застоя, а затем с постсоветским периодом. Прежние аморальные черты переродившихся грузин становятся ненужными, потому что к тому времени все, что подлежало разрушению, разрушено, и тот, кого должны были расстрелять, расстрелян. По мнению рассказчика, годы застоя – «время никудышное, бессмысленное» (Там же. C. 17–18). И тогда у чудовища появляются новые черты. Типичным представителем периода застоя становится хапуга и рвач: «Если ты мужчина, урви, укради. Хапни. Не крадешь – значит не мужчина» (Там же. C. 19). Плод Антона и Кетуси, названный в честь деда Ражденом, стал воплощением грузина периода застоя. Моральных ценностей у него, как и у его предков, не было. Он – типичный грузин 1960–1970-х. Раждену (младшему) пятьдесят лет, и он «состоялся» при советской власти:

Сколько помнит себя, он всегда при должности, чуть ли не с младых ногтей. Уже в университете выполнял общественные и партийные поручения, был комсомольским секретарем, сам ректор советовался с ним, а пронафталиненная профессура почтительно снимала залоснившиеся шляпы… (Там же. C. 18–19).

Критике Отара Чиладзе подвергся самый вроде бы благополучный, по мнению грузин, брежневский период, потому что и тогда homo soveticus provinсialis не вымер. Перестав убивать, он переродился в пресмыкающееся, существо, умеющее приспосабливаться, ищущее выгоду. Эти качества помогли ему выжить и после падения советского строя. В постсоветский период Ражден сжег партбилет на глазах у митингующей толпы:

Этими двумя сакральными актами, кремацией и крещением, он укрепил свою власть – избавил тысячи юных душ от беспочвенной ненависти и слепой веры… (Там же. C. 18–19).

Советская власть, по Чиладзе, была средой, взрастившей homo soveticus provinсialis; после ее краха он всеми способами старался выжить. И таким способом могло быть очернение тех, кто еще не запачкан преступлениями предыдущих поколений. Чудовище выбирает жертвой молодое свободное существо, в котором видит угрозу. Это Лизико, дочь грузинского интеллигента, писателя Элизбара. Она – невестка Раждена Кашели. Лизико – именно тот ребенок, чей вопрос мог все разрушить: «Правда, что дедушка Антона был людоед?» (Там же. C. 28). Ее независимый и еще бесстрашный нрав представлял собой угрозу «кашельству», тем более что прямых потомков у Раждена (младшего), как выяснилось, не было: сын Антон (младший) оказался неродным.

Последним этапом деградации после уничтожения аристократии и духовенства для Чиладзе оказываются поздне– и постсоветский периоды, когда под угрозу попали семейные ценности, занимавшие особое место в устоях грузинской семьи. Тогда появляется история соблазнения невестки свекром. Кашели решил, что грешная любовь к нему и жены Фефе, и невестки Лизико укрепят «кашельство» – породят грех и страх:

Общий мужчина сближает женщин, они станут интересней друг другу и к семье внимательней. Одна как невестка станет лучше, другая как свекровь. <…> Все для всех и все общее. Вот тебе и коммунизм! Страх рождает любовь. <…> Страх скрепил эту огромную страну. Все боялись одного маленького человека. <…> Вылезет на трибуну соплячка, сикуха голозадая, и пищит: «Долой Российскую империю!» Да кто простит такое?! (Там же. C. 29).

Стремление подавить и опорочить внутреннюю свободу животной сексуальной страстью должно было не только уничтожить мораль Лизико, но и превратить ее и Антона в продолжателей рода homo soveticus provinсialis. Почувствовав неладное, не желая быть оскверненной и втянутой в «пережиток» советской власти – «кашельство», Лизико предлагает Антону уехать за границу, но Ражден делает все, чтобы этого не случилось. Выезд за границу как отрыв от бывшей советской Грузии (за этим скрывается метафора выбора прозападного курса развития Грузии) пресекал возможность продолжения существования homo soveticus provinсialis, а значит грозил вымиранием целой общности, порожденной советской властью, – советским людям.