Политика и литературная традиция. Русско-грузинские литературные связи после перестройки

В прозе Александра Потемкина (1947 г. р.), пропитанной мотивами Достоевского, грузинский акцент является характеристикой человека из мира «богатства и шикерии» (роман «Человек отменяется», 2007. С. 8). Персонаж с грузинским акцентом почти всегда находится в гуще социальной жизни, окрашенной разными пороками (аукцион по покупке женщин – «Бес», 2003а; игра – «Игрок», 2003б). Писатель не противопоставляет грузинских персонажей всем остальным, наоборот, несмотря на акцент и порочность, создает вокруг них ареол своих «симпатяг» (Потемкин, 2003а. С. 244). Постмодернистские приемы («шизофрения» и интертекстуальность) являются главным орудием автора в репрезентации разложившегося современного российского общества. Если суммировать произведения «Игрок», «Бес», «Человек отменяется», «Стол» (2004а), «Я» (2004б), то читатель познакомится с «энциклопедией русской жизни» 1990–2000-х годов, в которой персонажи с грузинским акцентом являются неотъемлемой частью.

Кроме акцента, особое место в литературе занимает обращение к описанию внешности и поведенческих, ментальных особенностей нерусских[96]. Как пишет Алоис Моосмюллер, нельзя сравнивать жизнь в джунглях с жизнью в пустыне (Moosmüller, 2009) – культуры разные и поведение людей разное. Культурные различия между русскими и грузинами первыми попали под удар в последние годы существования СССР. Так же как акцент и переосмысление исторической роли (оккупант/миссионер), обращение к описанию внешности, в зависимости от тональности, служит деколонизации или, наоборот, продолжению имперского дискурса.

Результатом ксенофобских настроений, отражавшихся в литературе, являлись сюжеты, в которых прослеживалось варьирование от мелких обидных эпитетов до историй с трагическим исходом. Юрий Хабибулин в повести «Небоевые потери» (2014) описал одну из таких историй. В ней рассказывается о благородном грузине, преданном своей стране, и его дружбе с русским, Сан Санычем (капитаном Александром Александровичем Шабановым). Они вместе воевали в Афганистане. Здесь герои противопоставляются не просто по национальному признаку, но и по поколениям: старшее – советское, младшее – постсоветское. Молодое поколение видится автору аморальным, а старшее – воспитанным на высокогуманных ценностях. Оптимист Сан Саныч приютил спивающегося, обиженного на весь мир Ленчика и помогал ему из жалости. Жертвой Ленчика, пребывавшего в угаре кавказофобских настроений, бесчеловечного, ограниченного и распущенного, стал друг Шабанова – грузин Дато Гвенетадзе, спасший Сан Саныча в Афгане. Дато был военным переводчиком и журналистом, побывавшим после Афгана во многих горячих точках мира. Долгожданная встреча в кафе с дочкой Этери закончилась для Гвенетадзе трагически. Герой, избежавший смерти на войне, умер от удара в голову пьяного Ленчика, который, увидев кавказца с девушкой, решил, что это «черножопый клеит их баб» (Хабибулин, 2014)[97]. Главной причиной бессмысленного поступка стала кавказская внешность:

Те, кто Дато не знал, легко могли принять его и за кавказца, и за араба, и даже за итальянца, настолько в нем переплелись характерные черты и признаки разных народов, среди которых другу приходилось подолгу жить и не выделяться (Там же).

Осуждая и обвиняя старшее поколение в появлении таких, как Ленчик, писатель выбирает многозначный конец для своей повести. Шабанов, не успевший защитить друга, взял вину на себя. Смена поколений в России повлекла за собой и разное отношения к иным.

Эпизод, демонстрирующий расхождение обывательского мнения с конкретным случаем, представлен в рассказе Славы Сергеева «Места пребывания истинной интеллигенции» (2000). В нем идет речь о двух литераторах, вышедших на улицу из кафе и встретивших грузина Георгия Ивановича, которого приняли за наркомана. Автор саркастически обыгрывает ситуацию, когда «элита нации» – литераторы в трезвом состоянии ведут себя крайне непристойно, хамски по сравнению с выпившим кавказцем.