Политика России в Центрально-Восточной Европе (первая треть ХХ века): геополитический аспект

В октябре 1924 г. аналогичный обмен мнениями состоялся в Праге в ходе встреч представителя ИНОРОСТА Р.О. Якобсона и советника германского посольства в Чехословакии А. Кёстера, бывшего министра иностранных дел. Советник признал: «самым желательным был бы блок России – Германии – Франции <…>, но об этом в нынешних психологических условиях мечтать не приходится». Кёстер заявил также Якобсону: что касается судетских немцев, то их положение изменится, «когда произойдет сотрясение порядка, базирующегося на Парижских договорах», и для немецко-чешского соглашения будет поздно. И далее: «Судетские немцы, опираясь на поддержку усилившейся Германии, скажут чехам: вы не хотели считаться с нами, теперь мы не желаем считаться с вами». Советник отрицал возможность сближения Германии с Польшей: «Нас делит Верхне-Силезский вопрос, в котором компромисс немыслим. Серьезные разногласия и в вопросе “коридора”. Я считаю мало вероятным, чтобы Германия могла согласиться прикрывать польский тыл на случай русско-польского конфликта»[852]. Складывалось впечатление, что Москва предлагает Берлину оказать совместное давление на Варшаву для удовлетворения германских территориальных требований, но в дальнейшем стало ясно, что это предложение являлось лишь предлогом для вовлечения Германии в дискуссию о координации действий по широкому кругу общеполитических проблем[853].

Однако нормализацию отношений двух стран замедляло вмешательство Кремля во внутренние дела Веймарской республики, на что указал Кёстер в беседе с Якобсоном[854]. Министр иностранных дел Г. Штреземан писал 29 октября 1924 г.: Зиновьев от имени ИККИ выступил в связи с годовщиной гамбургского восстания с призывом «К революционному пролетариату Гамбурга», который был напечатан на страницах органа КПГ «Die Rote Fahne» («Красное знамя»). Германский МИД высказал Крестинскому озабоченность по этому поводу. Полпред пытался оправдаться: Зиновьев не нарком, а член ВЦИК (своего рода депутат рейхстага), поэтому его призыв надо рассматривать как речь парламентария. «Воззванием Сталина» назвал МИД Германии обращение ЦК РКП(б) в связи с предстоящими выборами в рейхстаг. В обращении, в частности, отмечалось: «Немецкий пролетариат скажет последнее слово не на выборах» (призыв также опубликовала 27 ноября «Die Rote Fahne»)[855]. Для урегулирования конфликта Крестинский даже предлагал вывести Сталина из членов Президиума ЦИК, лишив его государственного статуса[856]. Брокдорф-Ранцау говорил Чичерину 4 декабря 1924 г.: «Выступления Зиновьева или <…> воззвание Сталина делают для Вас невозможным вообще вести внешнюю политику <…> эта двойственность не может долго продолжаться <…> как будто в магазине фарфора разбивают весь товар и все приходится начинать сначала»[857]. Однако 18 декабря Политбюро ЦК РКП(б) утвердило проект ответа Штреземану, заявив о полном невмешательстве во внутренние дела Германии правительства СССР, которое, дескать, не ответственно за деятельность Коминтерна и РКП(б)[858].

В приватной беседе с Сектом в январе 1925 г. Крестинский подчеркнул: «.я лично и правительство СССР решительно против вмешательства во внутренние дела Германии <…>, [но] мы, конечно, не можем отвечать за чисто партийные выступления РКП и Коминтерна». Генерал «благодарил за это заявление»[859], но четко назвал мотивы, вынуждающие Веймарскую республику сотрудничать с Советским Союзом: «Единственная страна, на которую Германия может опереться в деле своего военного возрождения, это Россия <…>. Второй мотив <…> Польша. Германия не может существовать при нынешних восточных границах, особенно при наличии Польского коридора <…> Цель Германии на востоке – это восстановление германской границы 1914 г. и <…> общей границы между Германией и Россией на возможно более длительном протяжении <…>. Но путь к этому один – с помощью России увеличивать военную мощь Германии». Сект обратил внимание Крестинского на важный фактор: «Значительные круги нашей буржуазии боятся внешнеполитического сближения с Россией, так как думают, что в таком случае увеличится влияние России на внутреннюю политическую жизнь Германии. Эти круги не знают и не должны знать о наших действительных отношениях. Поэтому они менее ценят, чем нужно, нашу внешнеполитическую близость. И нам трудно бывает иногда убеждать их»[860].