— Товарищ командир… — завел он опасливо, обтирая руки о замасленный комбез. — А чё всё 8-й? А нам?
Я усмехнулся, косясь на красноармейцев, ловивших каждый звучок.
— Не волнуйся, всем перепадет. Просто у 8-й больше опыта в штурмовке. Полунино, Тимофеево, Ржев, Сычевка, Вязьма… Тактика у нас такая будет — 8-я рота идет впереди, как ударная сила, а 5-я и 6-я прикрывают. Ну, и зачищают — по ходу, на флангах…
— Здоровеньки булы! — разнесся эхом голос по мастерской.
Замполит вкатился шустрым колобком. После переаттестации он переживал лишь «наполовину», по его собственному выражению. Как хотел Зюзя идти «по политической части», так и шел, а вот из-за понижения в звании расстраивался. «На пьятдесят карбованцив менше!» — сокрушенно мотал он головой.
Меня подобное отношение к службе не коробило — Данил Григорьевич в герои не рвался, но и труса не праздновал. Справно тащил свою лямку — вон, загонял совсем Яруту, художника нашего. Вторую стенгазету за месяц вывешивает.
Я лично не в курсе, сколько капитану Лушину в финотделе насчитали, так ведь у меня и нет никого. А у Зюзи жена, трое ребятишек и любимая теща с больными ногами…
— Трэба Яруте сказаты, щоб зирку намалював, — привстав на цыпочки, замполит похлопал по рубке. — Ось туточки! Товарищ комбат, я чого прийшов… Поповнення у нас, двадцять червоноармийцив. На довольствие поставыв, всэ чин чинарем… Та й думку гадаю: а чому б всьому батальону нэ выихаты на учения? И технику обкатаем, и хлопцив!
— Хм… — сапогом я качнул гусеницу, словно проверяя натяг. — Мысль здравая, так ведь боеприпасов не напасешься. Модель, скотина, все вывез!
— А ось и нэ усэ! Дэщо залышылося, — торжествующе парировал Зюзя. — Полвагона вам хватыть?
Вечером прошел слабый дождь, ночь стояла холодная, а с утра «потеплело» — плюс пять, как в холодильнике. Зюзя молодец, раздобыл телогрейки и ватные штаны на весь батальон, но мы не привередничали, обошлись шинелями. Не зима, чай.
Мой НП уместился в старом немецком окопе с краю пологого обрыва. Вся низина пугала чуждостью лунного кратера — сплошь растрескавшаяся глина, будто на пустынных такырах, да оплывшие холмы щебня — из тутошних карьеров гравий набирали. Вон и рельсы ржавеют поперек песчистых наметов…
Впрочем, рыжего металла здесь в достатке — бои шли жаркие. Мне сверху виден «КВ» и около десятка немецких «панцеров», а подальности, из-за холма, выглядывает башня «тридцатьчетверки». Под хмурым небом, похожим на застывший дым, безрадостный пейзаж нагонял тоску.
Между отвалов заметался краткий и звенящий грохот выстрела. Я тут же приник к стереотрубе, высматривая подробности учебного боя. Ага… Это «однойка» садит бронебойным. Самоходка-самоделка, выкрашенная в болотно-зеленый цвет, зато с яркой красной звездой на рубке, резво переместилась, покидая междурядье, и прячась за опрокинутой грузовой платформой, истерзанной огнем.
— Товарищ командир! — крикнул Тёма, протягивая наушники с ларингофонами. — «Седьмой» на связи!
— Первый, Первый! Я Седьмой! Цель поражена!
— Первый — Седьмому, — я снова приник к окулярам. Черная дыра в охристом боку «четверки» дымилась. — Вижу! Зачет! Только не отрывайся от пехоты, иначе самого поразят!
— Понял!
— Давай…
В полном согласии с простеньким сценарием, мимо трижды подбитого «Т-II», шмыгнули новенькие «цуйки» 5-й роты. Звать так «безбашенные» бронеходы было не совсем верно, мы их переделали из чешских легких танков «LT», да какая разница…
Три «цуйки», гогоча «Максимами», пронеслись среди насыпей — только камешки веером из-под узких гусениц.
— Пятый, я Первый! Считай, тебя уже нет! Чего ты ломишься?
Так и есть! Бритиков решил срезать угол, и вынесся на «минное поле» — под днищем самоходки бахнул взрывпакет. Готов…
Протянув Артему наушники, я проворчал:
— Дурак… На ровном месте!
— Погорячился, товарищ командир, — вставил Трошкин свои пять копеек.
— Еще как… — буркнул я. — Горит его самоходка, а экипаж поджаривается, как окорочка на гриле…
— Товарищ командир! — крикнул Годунов издалека. Проскочив траншею, он затормозил, и выдохнул: — Там… Лелюшенко!
— Генерал-майор? — хладнокровно уточнил я, и сержант истово закивал.
— Вас кличет!
Кисло поморщившись — не дают спокойно учения провести! — я отправился встречать командующего 30-й армией.
Не знаю… Тошка подозревает, что это у меня кокетство такое — уверять, что ничем особенным я на реальность не воздействую. Но правда же… Просто вмешиваюсь в бой, переиначиваю сражение по-своему — на уровне роты! Может, именно этого скромного усилия и не хватало, чтобы по цепочке рота — батальон — полк — дивизия — армия — фронт менять ход битвы? Там, где по знакомым мне сайтам, наши буквально прогрызали рубежи обороны, 8-я рота прорывалась в тыл, затягивая за собой всю цепочку — и вот она, ее благородие, госпожа Победа! Еще не та, далекая-предалекая майская грёза, но все же…
А Лелюшенко — «универсальный полководец», толк из него выйдет…