Полный непочтительного снисхождения, я шагнул навстречу командарму. В расстегнутой шинели, смяв фуражку на бритой голове, Дмитрий Данилович водил биноклем, обозревая поле брани. Адьютанты и охрана с ППШ переминались в сторонке.
— Товарищ генерал-майор! — вытянулся я, козыряя с привычной четкостью. — Капитан Лушин по вашему приказанию прибыл.
— Ага! — ухмыльнулся Лелюшенко, оглядывая меня. — Помню, помню… Политрук! Твои? — он повел биноклем в сторону карьера.
— Да, товарищ генерал-майор, — ответил я со спокойной гордостью. — 3-й стрелковый батальон 718-го полка на учениях…
— Да не очень-то он и стрелковый! — хохотнул командующий. — Скорее, механизированный. А боезапаса не жалко? Трофейный, как-никак!
— Мой замполит намедни обнаружил разбомбленный вагон, товарищ генерал-майор. Покопался, а там полно ящиков с неразорвавшимися снарядами для семидесятипятки и «ахт-ахт»!
— Смекалка — дело полезное… А технику где брали?
— Переделывали из немецких легких танков, товарищ генерал-майор. На ходу девять бронетранспортеров, по одному на взвод, не считая двух броневиков, вооруженных минометами. Вчера доделали вторую самоходку с 75-миллиметровым орудием… Кстати, первая из них на позиции.
— Ну-ка, ну-ка…
Лелюшенко приник к оптике, а «однойка», словно красуясь, подвернула — и куст яростного огня вырвался из пушки. Секунду спустя донеслось громыханье выстрела.
— Дистанция девятьсот метров, товарищ генерал-майор, — вытолкнул я напряженным горлом. — Лобовая броня немецкого танка — пятьдесят миллиметров…
— Попал! — воскликнул командарм, смахивая груз с души. — Ну, дает…
— Истребитель танков, товарищ генерал-майор, — скромно, но с оттенком форсу поддакнул я.
— Молодцы! — энергично кивнул Лелюшенко. — Двадцать пятого наступаем, товарищ капитан… И пусть вам будет легко в бою!
Из газеты «Красная звезда»:
Глава 14
Глава 14.
Тугой взрыв колыхнул воздух, звеневший, зудевший надсадно от горячего железа. Комья сырой земли месили клубы едкого дыма, припахивавшего камфарой.
Я поправил каску, и крикнул:
— Трогай!
Вострецов, бывший за мехвода, выжал рычаги, посылая командирскую «цуйку» к невысокому холму в космах бурой, полегшей травы. Миномета в «персональной машине» я не держал, но «Ворона» с Годуновым гнули плечи за щитками станковых пулеметов — «Максима» и ДШК.
«Броня крепка, — подумалось мне, — и танки наши быстры…»
Трошкин скрючился в своем закутке, тетешкая попискивавшую радиостанцию. Неуверенный в строю, он совершенно преобразился, стоило ему сменить винтовку на паяльник. Даже вырос как-то, осмелел, успокоился внутренне…
Завывая, вынеслось звено «Мессершмиттов». Мой батальон летчики проглядели — Ярута разукрасил технику пятнами и полосами в цветах прелого сена или застарелой ржавчины, а бойцы еще и веток дубовых навтыкали с жухлыми листьями. Маскировка!
— Пятый, Пятый, я Первый, — бубнил Трошкин. — Прием!
Я натянул отеческую улыбку «батяни-комбата».
Тёмка за пару недель собрал весьма приличные рации из битых «Телефункенов», встроил их во все взводные самоделки, в каждую САУ. «Это вам не баран начихал», — как Лапин выражается…
С левого фланга, где наступал 1-й батальон, задолбили авиапушки «Маузер» — немецкие истребители хищно виражили, смахивая на грифов-стервятников. Малиновые дымные трассеры с земли разорвали зловещий круг, и тут же донесся рев ДШК — работала спарка.
— Подъезжаем, товарищ командир, — глухо воззвал мехвод.
— Ага, вижу… Сбавляй обороты, Данил.
Шуструю «цуйку» будто осадили, а впереди вильнула Старая Смоленская дорога, развороченная бомбежкой. Закопченные остовы «Опелей-Блиц» перемежались с ломанными телегами-«фельдвагенами» и мертвыми лошадьми — осколки потрошили «гужевой привод», вываливая сизые вороха кишок в дорожную пыль.
Вчера наши штурмовики отметились — челночили на бреющем, расстреливая немецкие колонны, словно воздавая за прошлогодний беспредел. Молотили по врагу из пушек и пулеметов, гвоздили эрэсами, забрасывали бомбами…