САУ мигом скорректировали огонь, и за голыми деревьями заблистали огни попаданий. А «цуйки» 8-й роты с холодной, методичной яростью уничтожали блиндажи и ДЗОТы. Вот броневик, выполненный из клепанного «чеха», замер посреди развороченного гусеницами окопа, и очередь крупнокалиберного пулемета «отворила» дверь, порубив ее в щепки. Тут же бахнул ампуломет, засылая в блиндаж стеклянную сферку с «Кошкиной смесью».[1]Мигом полыхнуло, дохнуло жаром и копотью — и тонким поросячьи визгом.
— Шмались, шмались, дойче швайн! — выцедил Годунов.
— Товарищ командир! — голос Артема подрагивал от напряжения. — Танки! Много! Якуш насчитал два десятка…
— Вызывай комполка! — я оглянулся — 1-й батальон бодро топал по «дороге жизни», проложенной тральщиком. — И пусть поторопит 2-й батальон! Им что там, особое приглашение нужно? Передашь Салову, чтоб подтягивал арту, вызывал штурмовики. Нам одним не разорваться!
За моей спиной, словно подгоняя роты 1-го батальона, катились САУ Бритикова. И это всё, что у нас было противотанкового. Ну, почти…
— Быков! Веди бронебойщиков!
— Есть!
Я присел на скамью, обтянутую брезентом, и откинулся на железный борт, стукнув каской.
— Занимаем позиции, ребята, — мой голос прозвучал устало, и мне пришлось тут же ухмыльнуться, хоть и насилу: — Спектакль обещает быть интересным!
Из газеты «Красная звезда»:
[1] Так фронтовики называли горючую жидкость КС — по имени ее разработчика, Н.В.Кошкина.
Глава 15
Глава 15.
Бурая равнина укатывалась к югу не холмами даже, а пологими увалами — за такими не скроешься. Но уж если выехал на плохо различимый верх, то сразу становишься мишенью. Вон они, серые коробочки, горят, как огни на курганах…
Ближе всех подобралась резвая «двойка» — три попадания разобрали ее на части. За нею дымит «четверка» с перекошенной башней, а по соседству чернеет «Т-III» — догорела, видать.
Я обвел взглядом поле битвы. Слева и справа его замыкали чащи леса, охватывая рамкой композицию в стендалевских тонах, красных и черных. Мои губы дрогнули, складываясь в невеселую усмешку.
Сколько мы танков подбили, неясно. Считал поначалу, довел до пятнадцати и сбился. «А они все лезуть и лезуть…» — ворчал Лапин.
Никогда еще, за всю мою недолгую жизнь здесь, в этом времени, батальон не нес таких потерь. Более ста человек убитыми… Погибли Панин и Антаков, Фадеев и Голенкин, Власов и Романов, Маша Филимонова и Люся Репринцева… Это только те, кого я хорошо знал.
Наши «цуйки» вертелись и маневрировали, шарахаясь на полном газу, даже засады устраивали. Три немецких «Ганомага» догорали в балке, а уж сколько фашистских тушек валялось на позициях… «Неисчислимое количество!», — как вывел Порошин.
Вот только против танков наши броневички годились мало — четыре самоделки застыли грудами исковерканной стали. Стали, забрызганной кровью.
— Твою ж ма-ать… — донесся по-прежнему бодрый голос Лапина. — Тащ командир! Опять хренадеры лезуть!
Меня немного даже бесила непоколебимая бравость красноармейца. Стойкий оловянный солдатик! Поэтому я молча кивнул, поднося бинокль к глазам.
«Лезуть…» Пруть! Два десятка танков, как минимум, надвигались на нас, выстроившись ромбами и постреливая для острастки. До батальона пехоты жались к «броне». Ничего… Роты две немцев мы точно положили, так что…
«Присоединяйтесь, место еще есть!»
Я оглянулся. Артиллеристы Бритикова копошились на батарее «семидесятипяток». Снарядов пока хватало, а САУ-2 приволокла на буксире парочку «ахт-ахт». Сначала одну, потом другую.
Вот только отцепляли мы орудие уже от подбитой самоходки — снаряд, выпущенный немецким танком, пробил лобовую броню в два пальца толщиной, и рванул в рубке. Боеукладка не сдетонировала, но живой плоти и этого хватило — ребят буквально размазало по металлу.
Тот самый танк мы подбили минутой позже, и он запылал, как обещание вечного огня, но кому от этого легче?..
— Славка-а! — заорал я. — Загоняй «однойку»!
— Е-есть! — откликнулся лейтенант.