Политрук

САУ-1 взревела, качнулась и медленно, позвякивая да полязгивая, забралась в глинистый полукапонир, смахивавший на дувал в кишлаке.

От греха подальше я спрыгнул в траншею, перебегая к блиндажу, а Шубин и сам уже спешил навстречу, рукой придерживая каску, словно боясь потерять.

— Как связь?

Мой голос прозвучал резко, но старший адъютант заулыбался.

— Связался Трошкин со штабом! — выложил он благую весть. — Салов орет, чтоб держались! Немцы вклинились глубоко, охватили левый фланг и полка, и всей 139-й. 2-й батальон отступил, у них большие потери. 1-й еще держится, а толку? Если мы не выстоим и пропустим немцев, дивизия попадет в окружение!

— Не попадет, — буркнул я. — «Нам бы день простоять, да ночь продержаться…» Быков где?

Шубин сник.

— Убит…

— Давай тогда за него, — хладнокровно продолжил я. — Уводи бронебойщиков в лес, чтобы танкам в бочину.

— Есть!

— Да, и возьми радиста! Понял?

— Понял, товарищ командир! Буду на связи!

Начштаба убежал, а я заглянул в блиндаж. Артем горбился над рацией, и трещал морзянкой, весь ушедший в эфир.

«Впору табличку на дверь вешать, — мелькнуло в голове, — «Просьба не беспокоить!»

Кривоколенными ходами я вышел к артиллеристам. Позицию немцы выбрали с умом — на возвышенности, куда подступала опушка леса. Всё видать, вот только пушки мы развернули дулами к югу — там видимость не хуже.

Завидев комбата, Бритиков встрепенулся.

— Батарея, становись! Равняйсь! Смирно! Равнение на середину!

Подбежав ко мне, лейтенант приложил руку в косо сидевшей каске:

— Товарищ капитан, личный состав батареи построен!

— Вольно.

Я оглядел лица батарейцев. Не похоже, что они боялись — в глазах все еще горит злой азарт боя.

— Не все из вас пушкари, — вытолкнул я, — но танки большие, попадете как-нибудь…

«Боги войны» заулыбались.

— Если не удержим рубеж, немцы пройдут через нас, и окружат всю дивизию, — мой голос прибавил строгости. — А тогда или смерть, или плен, что хуже смерти, потому как в гибели нет позора. Я никого не пугаю, не думайте. Просто не хочу, чтобы всё для нас кончилось на этом пятачке. Мы пока даже к границам нашей родины не вышли, а нам еще Берлин брать! Так что давайте, мужики… сколотите из этих бандур, — я махнул головой в сторону поля, — стальные гробики!

— А чего ж, товарищ командир? — приосанился вездесущий Лапин. — Снарядов полно, немчура запаслась! Сколотим…

Я выглянул над бруствером. Сырая земля, в нитках корешков, пахла грибами.

— Комбатр! Начали!

Немцы в серо-зеленых шинелях наступали цепями, вразброд за танками. Грохнул взрыв перед окопами, вздымая торфяную жижу.

Зажужжали пули, барабаня по орудийным щитам.

— Батарея, к бою! — заголосил Бритиков. — Разведчикам — вперед, связистам — назад. Огневые взводы занимают оборону. Первый огневой взвод — вправо, второй — влево!

В бинокле танки сдвигались на фланги, чтобы наступать ударными клиньями. Ну-ну…

Глухо, теряясь в батальных шумах, докатился звонкий голос Порошина:

— Оружие к бою! Целиться в грудь! Стрелять по смотровым щелям! Гранаты бросать только под гусеницы!

«Ну-ну, — повторил я про себя, — надеюсь, мы их не подпустим так близко…»

— Прицел четыре! По танкам — огонь!

Квартетом гаркнули пушки. «Четверка», что с легким креном одолевала увал, поросший тальником, задымила, а два удара сердца спустя в ней стали глухо рваться снаряды. Капут…

Орудия поначалу грузно подскакивали при каждом выстреле, но местность была топкая — колеса и брусья станины все глубже вдавливались в болотистую землю. Пушки словно брали пример с людей — упирались, не желая отхода.

— Левее… Три осколочных, беглый огонь! Отсекайте пехоту!

— Как идут, х-хренадеры! — узнал я голос Лапина.

Ответный обстрел усилился, земля вздыбливалась и опадала, затемняя солнце пыльной тучей. Жаркий смрад перехватывал дыхание.

Я облизал губы, чувствуя соль.

А наводчики, заряжающие, подносчики крутились хороводами. Лязгали затворы, позванивали досылаемые снаряды.

— Батарея — огонь! Цели по выбору!

Бронебойный влепился в башню «Т-IV» — точнехонько в черный крест на камуфлированной броне. Танк не взорвался, не задымил даже — замер без движения. Готов…

— На охват идут! Прямой наводкой — огонь!

— Левее ноль-ноль пять!

— Три осколочных беглым!

— Элюша! Давай на «ахт-ахт»!

— Есть!

Мощная 8,8-сантиметровая пушка растопырилась на фундаментальной крестовине. Высоковатую, ее полукругом защищал вал из мешков, набитых песком.

— Влупи им, Элюша, — пожелал я шепотом.

Выстрел будто расколол воздух, а попадание выглядело просто роскошно — снаряд снес башню «тройки» и рванул над танком. Парой секунд спустя из покореженного погона, как из жерла, вырвались крученные столбы пламени и дыма.

— Тащ командир!

Пригибаясь, ко мне подбегал Трошкин. Неуклюжий из-за долгого сидения, он пошатнулся, плечом задевая стенку траншеи, и выпрямился, смешно вжимая голову в плечи.

— Шубин передает, тащ командир! Они там два танка подбили!

— Ага! — я поспешил к немецкой стереотрубе.

Пляшущие немецкие цепи… Дрожащие силуэты танков анфас…