Полководческое искусство

Если же тот строго логический путь, которым этот мастер военной науки пришел к данному выводу, заявляя о самой по себе более сильной обороне по сравнению с нападением, нам понятен далеко не полностью, то сам результат его рассуждений все же несомненен. Ведь он говорит о «подтверждении тысячей раз на практике», а это не следует рассматривать в полном отрыве от прочих его размышлений. Клаузевиц выступал лишь против однобокости, которая не желала знать ничего, кроме атаки. Так, в другом месте он говорит: «Если где-то добровольно остаются в обороне, то это кажется абсурдом, хотя отнюдь не меньшим абсурдом является атаковать при любых обстоятельствах»[356]. Подобный «абсурд» и у нас в мирное время повсюду имел приверженцев, а в начале войны за счет отчаянных атак, даже там, где обстановка подсказывала использовать те преимущества, которые при современном вооружении дает оборона, мы понесли напрасные большие потери. И все же Мольтке отстаивал те же принципы, что и Клаузевиц. Так, в 1865 г. он писал: «Стратегическое наступление вполне может сочетаться с тактической обороной»[357]. И до этого: «Наступление вообще не является чисто тактическим. Умелое главнокомандование во многих случаях сможет избрать оборонительные позиции столь в стратегическом смысле наступательные от природы, что противник вынужден будет атаковать их». Уже в 1861 г. он высказывался насчет куда меньшего в сравнении с нашей эпохой эффекта огнестрельного оружия: «Атака позиции стала куда сложнее ее обороны, а последняя в ходе первой стадии боя получила решительное преимущество»[358]. Лишь когда противник потрясен, измотан и ослаблен потерями, фельдмаршал собирался и тактически перейти в наступление. И хотя он позднее отошел от первоначального согласия с Клаузевицем, который ставил на первое место в теории и практике войны атаку, то все же после войны 1870–1871 гг. им было сказано: «В кампании 1870 г. мы постоянно наступали и атаковали и брали сильнейшие позиции противника, однако с какими тяжелейшими потерями! Если бы перешли в наступление, лишь отразив несколько атак противника, это представляется куда более выгодным»[359].

Клаузевиц не был бы сторонником сокрушительных ударов[360], если бы он не был проникнут мыслью, что ведение войны в принципе суть наступление. В этом духе он и писал: «Если оборона – сильнейшая форма ведения войны, имеющая, однако, лишь негативную цель, то к ней следует прибегать лишь до тех пор, пока она приносит пользу, пока в ней нуждаются из-за слабости, но ее следует прервать, как только становятся достаточно сильными, чтобы ставить перед собой позитивные цели… Оборонительная форма ведения войны не является щитом в прямом смысле, она – щит, созданный умелыми ударами». Далее он говорит: «Мы по-прежнему полагаем, что следует рассматривать переход в контратаку как одну из тенденций обороны, таким образом, она является важной ее составной частью, и что везде, где одержанная за счет обороны победа не растрачена по ходу боевых действий, было бы большой ошибкой оставить ее в известной степени неиспользованной. Быстрый, мощный переход к атаке – блистающий меч возмездия – является самым ярким моментом обороны; кто не задумывается о нем сразу же, или более того, кто вообще не включает его в понятие обороны, тому никогда не удастся понять преимущества обороны»[361].

Таким образом, несравненное рвение атаковать, которое свойственно германской армии, вполне можно объединить с заветами Клаузевица. Когда он говорит, что оборона должна послужить только до тех пор, пока в ней нуждаются из-за слабости, то это вполне соответствует положению германских войск на Западе после битвы на Марне осенью 1914 г., а также и далее. Мы были слишком слабы и слишком неудачно сгруппированы, чтобы реализовать наше масштабное наступление, поэтому должны были искать силы в обороне на укрепленных позициях. Постоянно возникала идея, что мы должны удовольствоваться на Западе «наступлением с ограниченными целями», как это называл Клаузевиц[362]. И все же следует подчеркнуть, что, как он затем говорил: «Оборона, которую оборудуют на занятой территории, носит куда более выдающийся характер, нежели на своей земле, так как она будто бы привита наступательным принципом».