Поллианна

– Да-да, милая, я понимаю, но всем врачам случается ошибаться. Вы просто… вы не думайте больше об этом, пожалуйста, дорогая.

Поллианна в отчаянии заломила руки.

– Но я не могу об этом не думать, – всхлипывала она. – О чём мне ещё думать! Как же так, мисс Хант, как же я буду ходить в школу, в гости к мистеру Пендлтону, или к миссис Сноу, или к кому-то ещё? – Она перевела дыхание и снова заплакала навзрыд. Потом вдруг остановилась и подняла на сиделку полные нового ужаса глаза. – Мисс Хант, но если я не смогу больше ходить, как я смогу радоваться хоть чему-нибудь?

Мисс Хант не знала об игре, но она понимала, что её подопечную нужно успокоить как можно скорее. Несмотря на собственное смятение и душевную боль, её руки были заняты делом, и теперь она стояла у кровати с успокоительным порошком наготове.

– Вот, дорогая, примите лекарство, – ласково сказала она. – Мы немножко отдохнём, а там будет видно. Часто всё бывает не так плохо, как поначалу кажется, знаете.

Поллианна послушно приняла лекарство и запила его водой из стакана, который поднесла ей мисс Хант.

– Да, папа говорил что-то такое, – сбивчиво проговорила Поллианна, сморгнув слёзы. – Что бы ни случилось, он всегда говорил, что могло быть хуже. Но я думаю, ему просто никогда не говорили, что он больше не сможет ходить. Не понимаю, что может быть хуже, а вы?

Мисс Хант не ответила. В тот момент она не отважилась сказать хоть что-нибудь.

Глава 27. Два визита

Мисс Полли не забыла о данном Джону Пендлтону обещании держать его в курсе событий, однако пойти к нему самой или написать письмо казалось ей почти одинаково неуместным. И тогда она решила послать Нэнси, чтобы та сообщила ему о вердикте доктора Мида.

Прежде Нэнси несказанно обрадовалась бы этой небывалой возможности увидеть загадочный дом и его владельца. Но сегодня у неё было слишком тяжело на сердце, чтобы чему-либо радоваться. Она почти не смотрела по сторонам в ту пару минут, пока ждала, когда к ней выйдет мистер Джон Пендлтон.

– Меня зовут Нэнси, сэр, – почтительно представилась она в ответ на его удивлённый взгляд. – Мисс Харрингтон послала меня сообщить вам о мисс Поллианне.

– Я слушаю.

– Дело плохо, мистер Пендлтон, – сдавленно произнесла она.

– Ты же не хочешь сказать… – Он замолчал, и Нэнси печально склонила голову.

– Да, сэр. Он сказал, что она больше не сможет… ходить… никогда.

На секунду в комнате воцарилась абсолютная тишина, потом мужчина воскликнул дрожащим от волнения голосом:

– Бедная девочка! Бедная девочка!

Нэнси взглянула на него, но тут же потупила взор. Она никак не предполагала, что мрачный, сердитый и строгий Джон Пендлтон может выглядеть вот так.

Через миг он снова заговорил – тихим и нетвёрдым голосом:

– Это так жестоко – больше никогда не танцевать в лучах солнца! Моя маленькая призмочка!

Снова повисла тишина, потом мужчина вдруг спросил:

– Она, конечно же, этого ещё не знает, верно?

– Знает, сэр, – всхлипнула Нэнси, – и от этого ещё тяжелее. Она узнала… из-за этой чёртовой кошки! Прошу прощения, – поспешила извиниться девушка. – Просто эта кошка открыла дверь и мисс Поллианна услышала их разговор. Так она всё и узнала.

– Бедняжка! – снова вздохнул мужчина.

– Да, сэр. Видели бы вы её, – сбивчиво произнесла Нэнси. – Я сама всего пару раз её видела с тех пор, как она узнала, и оба раза у меня чуть сердце не разорвалось. Понимаете, она этого никак не ожидала, и теперь только и думает о том, чего она никогда не сможет сделать. И это её огорчает, потому что радоваться тут нечему – хотя, может, вы не знаете про её игру, – извиняющимся тоном перебила себя Нэнси.

– Игру в радость? – спросил мужчина. – О да, она мне про неё рассказала.

– О, вы знаете! Да, наверное, она уже почти всем рассказала. Но понимаете, теперь она не может в неё играть, и это её тревожит. Она говорит, что совсем не может придумать, чему можно было бы порадоваться в том, что с ней случилось.

– А разве есть чему? – спросил мужчина почти сердито.

Нэнси неловко переминалась с ноги на ногу.

– Я тоже так думаю… но мне кажется, что ей будет легче, если она сможет найти хоть что-то, понимаете. Поэтому я пыталась… напомнить ей.

– Напомнить о чём? – В голосе Джона Пендлтона по-прежнему звучало раздражённое нетерпение.

– О том, как она учила играть в игру миссис Сноу и остальных, знаете, и что она велела им делать. Но бедная овечка только плачет и говорит, что это всё не то. Она говорит, легко учить радоваться тех, кто болен на всю жизнь, но когда ты сама на всю жизнь такой стала и должна чему-то радоваться… это совсем другое. Она всё время твердит себе, как она рада, что у других людей всё хорошо, но сама всякий раз думает только о том, что больше никогда не сможет ходить.

Нэнси замолчала, но мужчина ничего не сказал. Он сидел, прикрыв глаза рукой.

– Потом я решила напомнить ей о том, что в игру тем интереснее играть, чем труднее, она сама всегда так говорила, – продолжила Нэнси упавшим голосом. – Но она говорит, что всё иначе, когда действительно тяжело. Ну, мне пора идти, сэр, – оборвала она себя.