Вечерело. Всё ещё дождило, хотя тучи казались истощёнными. Корабль крепко сидел брюхом в песке. Навскидку состояние плавсредства можно было признать удовлетворительным.
Море ярилось и изредка обрушивало волну на посудину из Итаки.
Аполлон повернулся к морю задом, к суше передом. Ну, суша как суша. Сразу за полоской берега зеленела травка, совсем близко высились горы, в стороне беззвучно шелестела листвой лавровая рощица. Беззвучно, потому что шум волновавшейся воды заглушал всё, в том числе мысли Ромашкина.
Одиссей, Клепсидра и остатки команды стояли чуть поодаль, обтекали и угрюмо смотрели на корабль и Аполлона.
Парень добрёл до них и услышал речь одного из моряков:
— Шторм стремительно утихает. Скоро ночь. Наверное, лучше дождаться утра?
— Думаю, ты прав, Клеон, — ответил царь Итаки. — Но к рулю я тебя больше не пущу... А! Вот и ты, чужанин! Мы чуть тебя не забыли, соню!
Одиссей вообще не знал печали, его забавляло решительно всё.
А ветерок был явно не из тёплых, плюс одежда насквозь промокла...
— Берём оружие и поесть, идём к горам, — постановил Одиссей. — Я вижу там вход в пещеру. Где бы ещё взять сушняк на костёр?..
Шли не более четверти часа. Ходьба согрела Ромашкина. Клепсидра тоже бодрилась, кутаясь в относительно сухое одеяло, а приземистых греческих головорезов и их царя вообще ничто не брало.
Вход в пещеру оказался исполинским. Войдя внутрь, путешественники остановились на границе тусклого вечернего света и полной темноты. Прислушались, взяв мечи наизготовку.
Тишина.
— Кто стучит зубами? — тихо спросил Одиссей.
Кормчий молча ретировался обратно под дождь.
— Думаю, никого, — постановил через некоторое время царь Итаки и смело шагнул во тьму.
Все, включая служанку Омероса, последовали за ним, а потом их догнал незадачливый рулевой.
В пещере было сухо и значительно теплей. Моряки раздобыли соломы и палку, соорудили факел и при помощи кресала добыли огонь. Беглый осмотр подтвердил, что пещера пуста, хоть и не бесхозна. Натаскав из дальнего угла хвороста в чёрный от углей круг, греки развели костёр и стали греться.
Один из моряков вернулся из дальних закоулков пещеры и всех обрадовал: там нашлось озерцо пресной воды. В общем, жить можно.
— Интересно, кто тут всё-таки обретается, — пробормотала Клепсидра, пиная сандалией катышки овечьего помёта.
— Да уж всяко не чудовище, — отмахнулся Одиссей.
Аполлон, знающий своё греческое везение, мысленно постучал по дереву и плюнул три раза через левое плечо.
Вскоре путешественники жевали вяленое мясо и чёрствые лепёшки из своих запасов и запивали вином, передавая мех по кругу. Насытившись, все блаженно сидели у костра и придавались тупому расслаблению, граничащему с преступной халатностью. Кто-то задремал, кто-то наслаждался моментом.
А потом в пещеру попёрли овцы. Стадо было большим, овцы сплошь упитанные и крупные. Они явились из-под дождя и оттого воняли мокрой овчиной. Да и чем же им ещё вонять?
Когда их набилось внутрь не менее сотни, вскочившие на ноги путешественники узрели и пастуха. Пастух оказался циклопом — здоровенным одноглазым мужиком. Здоровенным в самом прямом смысле этого слова, ведь Ромашкин был циклопу примерно по колено.
При взгляде на лицо великана Аполлон тут же вспомнил о слабоумных: физиономию циклопа осеняла печать недалёкости, граничащей с кретинизмом.
Хозяин пещеры открыл огромный рот и подтвердил диагноз:
— Ы! Ы? Мня-мня...
Шамкающие пухлые губы шевелились на редкость отвратительно, и даже в полумраке за ними отчётливо виднелись жёлтые гнилые зубищи. Большие мясистые уши зашевелились, низкий лоб сморщился от непосильного мыслительного усилия.
— Красавец, — констатировал Одиссей.
Циклоп что-то там сообразил, резко развернулся к выходу и схватил ручищами огромную плиту, прислонённую к стене пещеры. В следующие мгновения путешественники выяснили: эта плита служила великану дверью, притом плотно подогнанной.
— Кажется, мы попали, — проговорил Ромашкин.
— Полагаю, ты уничтожающе прав, — согласился царь Итаки, вынимая меч и показывая жестом Клепсидре спрятаться за спинами воинов.
Девушке два раза предлагать не надо было, она скрылась за мужчин.
Моряки стали доставать свои клинки, но решимости в их действиях не наблюдалось.
Выхватил свой меч и Аполлон.
— Еда-а-а, мня-мня... — умилительно выдал циклоп.
— Не еда, а царь Итаки Одиссей и его спутники, — громко возразил герой, имевший репутацию хитроумного.
Очевидно, репутация была несколько проавансированной, потому что циклопа категорический тон Одиссея не убедил, а обозлил. Великан зарычал.
Он растопырил гигантские руки и ударил ими себя в грудь. Студент невольно вспомнил Кинг-Конга.
Овцы стали жаться вглубь пещеры, испуганно блея. Люди испытали желание присоединиться к овцам.
— Я принесу тебе столько еды, что ты не сможешь её съесть! — начал торг царь Итаки.
— Ы?! — Циклоп озадаченно наклонил голову набок, будто одноглазая сова. — Полифем съест всё, мня-мня!..