Полночный прилив

Скоро император призовет его к себе. Где-то за разбитыми воротами Трейта сейчас выстраивалась армия, готовясь к маршу в глубь материка. В городе оставался большой, даже слишком большой гарнизон из бенедов, дабы способствовать восстановлению мира и нормальной жизни. Бывшего вождя ден-ратов назначили губернатором. То, что находящийся под его началом гарнизон состоял не из его соплеменников, случайностью не было. Вслед за успехом, как обычно, пришла подозрительность.

Всем этим занимался Ханнан Мосаг. Император последнее время был… не совсем в себе. Рассеян. Подавлен. Слишком часто в его глазах вспыхивало безумие.

Майен избила Пернатую Ведьму до бессознательного состояния, еще немного, и вообще убила бы. В большом шатре, позаимствованном из обоза батальона Мерзлой Глины и ставшем штаб-квартирой эдур, творилось насилие. Над рабынями, над пленницами. Возможно, Майен делала с остальными то же самое, что с ней самой делал Рулад. Тот, кто хотел ее оправдать, мог бы и поверить. Большая часть из сотен благородных горожанок, захваченных тисте эдур, по приказу губернатора уже вернулась домой; вероятно, многие теперь были беременны полукровками.

Вскоре губернатор начнет принимать делегации от многочисленный гильдий и купеческих союзов. Тогда новую власть можно будет считать установившейся.

Разумеется, в том случае, если победоносное контрнаступление летерийцев не освободит пограничные города. В слухах, естественно, недостатка не было. Морские баталии между флотилиями эдур и летерийцев. Тысячи моряков, ушедших на дно. В шторме, что разразился далеко на западе прошлой ночью, видели начало магической войны. Седа Куру Кван наконец-то вступил в бой всей своей чудовищной мощью. Гавань была забита трупами летерийцев, однако в море умирали эдур.

Согласно наиболее причудливому из слухов, островная тюрьма во Втором Девичьем форте отразила целую серию атак эдур и продолжала держаться, поскольку среди полутысячи осужденных солдат оказался маг, некогда составлявший конкуренцию самому седе. Потому-то в Трейте и стояла армия эдур – они не хотели оставлять за спиной очагов сопротивления.

Удинаас знал: все это не более чем слухи. Возможно, сопротивление и не полностью подавлено, но император не обращал на него ни малейшего внимания. Летерийская же флотилия так пока и не появилась. Корабли эдур контролировали море Каттер вплоть до самого Оула на юге.

Он подтянул ноги и встал. Прошел обратно через весь пирс. На улицах было тихо. Большую часть следов побоища – тела, ломаную мебель и черепки – уже вывезли, а прошедший накануне дождь отмыл кровавые потеки. Однако в воздухе еще стояла дымная вонь, а на стенах домов виднелись следы жирной копоти. Окна оставались без стекол, в проемах выбитых дверей зиял мрак.

Удинаас никогда особенно не любил Трейт. Город кишел преступниками и опустившимися потомками нереков и фентов, а рынок был переполнен некогда священными иконами и реликвиями. Теперь предметы ритуального искусства продавались как сувениры. Церемониальные посохи вождей, врачебные кошелки шаманов. Фентские сундуки предков, прямо с костями. Улицы и переулки вдоль гавани были переполнены торгующими собой детьми нереков, и все вокруг отдавало самодовольством, словно это и есть самый правильный миропорядок, в котором каждый занимает уготованное ему место. Летерийцы-господа, окруженные низшими расами; низшей расе должно служить, а их культуре – пойти на продажу.

Вера в свое предназначение диктовала вполне определенную мораль.

Но вот явились дикари и установили новый порядок, доказав, что предназначение – иллюзия. Город застыл в шоке, и лишь наиболее предприимчивые из торговцев не сдавались, полагая, что новые правила ничем не будут отличаться от старых, что естественный порядок вещей не зависит от конкретных правителей. В то же время они считали, что в финансовых играх летерийцам нет равных, так что в конце концов победа останется за ними, а вот дикарям придется цивилизоваться. И это докажет, что в предназначении нет ничего иллюзорного.

Удинаас подумал, что, возможно, они и правы. В конце концов, все не так просто. Продолжительность жизни тисте эдур очень, очень велика, культура – одновременно устойчивая и глубоко укорененная. Консервативная. Во всяком случае, до недавних пор. До Рулада. Пока им не завладел меч.

Некоторое время спустя он прошел через внешние ворота и оказался рядом с лагерем эдур. Море палаток вмещало в себя не армию, а целый снявшийся с места народ, у которого вовсе не было привычки к кочевой жизни. Периметр лагеря патрулировали призраки. Они не обратили на раба особого внимания, и он миновал посты. Его собственного приятеля, Сушеного, давно не было слышно, но Удинаас знал, что тот никуда не делся. Просто затаился вместе со своими тайнами. Иногда до Удинааса, словно откуда-то издалека, доносился его смех – причем, как правило, в совершенно неподходящее время.