Полное собрание рассказов

– Нет, – сказал я.

На другой день я поехал к Фонтэнам – сперва в тени городских домов, потом по пыльной дороге, свернул на проселок и остановил машину у калитки. День опять был жаркий. Мадам Фонтэн вышла на заднее крыльцо. Она была точно Бабушка Мороз – чистенькая, румяная, вся седая и походка вперевалочку.

– Bonjour, – сказала она. – Mon Dieu, какая жара. – Она пошла в комнаты за пивом. Я сидел на крылечке и сквозь сетку на двери и листву высокого дерева смотрел на дрожащий от зноя воздух и на далекие горы. Горы были бурые, в глубоких бороздах, а над ними высились три пика и покрытый снегом ледник, белеющий сквозь деревья. Снег был очень белый, очень чистый и казался ненатуральным. Мадам Фонтэн вышла на крыльцо и поставила на стол бутылки.

– На что это вы смотрите?

– На снег.

– Красивый снег.

– Выпейте со мной стаканчик.

– Ну что ж. За красивый снег.

Она села на стул рядом со мной.

– Смит, – сказала она. – Как вы думаете, если он будет президентом, опять разрешат вино и пиво?

– Конечно, – сказал я. – Смит не подкачает.

– Мы уже заплатили семьсот пятьдесят пять долларов штрафу, когда арестовали Фонтэна. Два раза нас арестовывала наша полиция, а один раз федеральная. Все, что мы скопили, пока Фонтэн работал в шахте, а я ходила по стиркам. Все отдали. А Фонтэна посадили в тюрьму. Он в жизни своей мухи не обидел.

– Он хороший человек, – сказал я. – Это просто позор.

– Мы ведь дорого не берем. Вино – доллар за литр. Пиво – десять центов бутылка. Мы никогда не продаем пиво, пока оно не готово. А многие продают пиво сразу, как только сварят, и тогда от него голова болит. Что мы делали плохого? А Фонтэна посадили в тюрьму, и нам пришлось отдать семьсот пятьдесят пять долларов.

– Возмутительно, – сказал я. – А где Фонтэн?

– С вином возится. Теперь ему надо смотреть за ним, чтобы не испортить, – улыбнулась она. Она уже забыла о штрафе. – Вы знаете, он обожает вино. Вчера вечером он принес немножко, вот то, что вы пили, и еще чуточку молодого. Совсем молодого. Оно еще не поспело, но он пробовал его, а сегодня утром подлил в кофе. Понимаете, в кофе! Он обожает вино. Он уж такой. Родина его такая. У нас, на севере, вина не пьют. Все пьют пиво. Мы жили рядом с большой пивоварней. Когда я была маленькая, я не любила запаха хмеля, я отворачивалась от тележек, на которых его привозили. И в полях, где он растет, не любила. Mon Dieu, как я не любила запаха des houblons. Хозяин пивоварни сказал мне и моей сестре, чтобы мы пришли в пивоварню и выпили пива, и тогда мы полюбим запах хмеля. И верно. После этого мы его полюбили. Хозяин велел налить нам пива. Мы выпили и после этого полюбили запах хмеля. Но Фонтэн, он обожает вино. Один раз он убил зайца и попросил меня сделать к нему соус с вином, черный соус с вином, и поджаренными грибами, и луком, и всякой всячиной. Mon Dieu, я сделала такой соус, а он съел его весь и говорит: «Соус вкуснее зайца». На его родине так едят. Там много дичи и много вина. А я люблю картофель, колбасу и пиво. C’est bon, la biere. C’est tes bon для здоровья.

– Да. Пиво – это хорошо, – сказал я. – И вино неплохо.

– Вы как Фонтэн. Но здесь я видела такое, чего никогда в жизни не видала. И вы, наверно, не видели. Были у нас américains, и они подливали виски в пиво!

– Не может быть, – сказал я.

– Oui. Mon Dieu, c’est vrai[76]. И одну женщину вырвало прямо на стол!

– Неужели?

– Правда, правда. Ее вырвало на стол. А потом на ее туфли. А потом они еще приезжали и сказали, что хотят в будущую субботу опять устроить вечеринку, а я сказала, нет, mon Dieu, non. Когда они приехали, я заперла дверь.

– Противно, когда так напиваются.

– Зимой, когда les garçons едут на танцы, они подъезжают в машинах, и дожидаются у калитки, и говорят Фонтэну: «Эй, Сэм, продай нам бутылку вина», – или они берут пиво и вытаскивают из кармана бутылку виски и подливают в пиво и пьют. Mon Dieu, в жизни моей не видела ничего подобного. Подливать виски в пиво! Уж этого я никак понять не могу.

– Они того и хотят, чтоб их тошнило, тогда они по крайней мере чувствуют, что пьяны.

– Как-то раз заходит un garçon, который часто к нам приезжает, и просит меня приготовить им ужин и несколько бутылок вина, и девушки тоже будут, а потом они поедут на танцы. Я сказала – хорошо. Приготовила я им ужин, и они приехали, все уже навеселе. А потом стали подливать виски в пиво. Mon Dieu, oui. Я говорю Фонтэну: их стошнит. Oui, говорит он. Потом девушек стошнило, а девушки были очень милые, славные такие. Их рвало прямо на стол. Фонтэн хотел взять их под руку и показать им, где уборная, там удобнее, когда тошнит, но les garçons сказали – не надо, им и здесь хорошо, за столом.

Вернувшийся домой Фонтэн подошел к нам.

– Когда они опять приехали, я заперла дверь. Нет, говорю, и за полтораста долларов не пущу. Mon Dieu, non.

– По-французски есть слово для людей, которые так себя ведут, – сказал Фонтэн. Его разморило от жары, и он казался очень старым.

– Какое?