Полное собрание сочинений и писем в 3 томах. Том 1

* «Я слово позабыл, что я хотел сказать...». Т — Дом искусств. 1921. № 1, с датой /Ноябрь 1920/ (первая публ.). — Накануне. 1923, 8 апр. (Лит. прил. № 47), в цикле (см. предшествующее примеч.). — ВК. В Т под загл. /Ласточка/, в ПС — /Слово/. Первонач. черновой набросок (ИРЛИ. Ф. 172), с пометой М. Слонимского: «Черновик стихотворения Мандельштама, которое он писал в моей комнате в Доме Искусств» (о Мандельштаме Слонимский писал также в мемуарах «Старшие и младшие»). Черновой автограф с пометой /Ноябрь 1920. Петербург/ и записью Н. Лернера о том, что автограф получен им от поэта 5 нояб. (23 окт.) 1920 г. (РГАЛИ. Ф. 300; у Лернера описка в числе года). Запись строфы 5, датированная 29 марта 1921 г. (РГАЛИ). В альб. Э. Голлербаха (РНБ. Ф. 207) поэт записал строфы 5–6 (30 нояб. 1920 г.) и строфу 1 (12 янв. 1921 г.), в альб. С. Алянского 27 янв. 1921 г. — ст. 19–20 (9, с. 140). Ст-ние создавалось в Доме искусств, где поэт жил в 1920–1921 гг. (66, с. 139–141). В сюжете ст-ния воплощен сам творческий процесс его создания: мучительные и безуспешные попытки найти точное, единственно нужное слово, которое должно стать в стих, их безуспешность («не выдумать его») — оно должно явиться из подсознания «само». В образах поэт опирается на античные тексты и мифологию — древнегреческие представления о памяти-забвении (последнее функционально приравнивается к смерти, поэтому в ст-нии появляются образы Аида). Образы памяти («легкой Мнемозины») и Антигоны в близком контексте — в статье «Скрябин и христианство». С поиском «слова» связан мотив его «узнавания» (см. также в ст-нии «Tristia»), восходящий к категориям «Поэтики» Аристотеля. Идейной общностью объясняется совпадение мотивов: в одном из «Писем о русской поэзии» Гумилева — «ему была уже закрыта радость узнавания» (А. 1912. № 6. С. 52 — о Вяч. Иванове), «Он хотел вспомнить «невспоминаемое слово», и порою мы действительно верим, что оно уже мучило его губы» (А. 1916. № 1. С. 29 — о М. Лозинском), в ст-нии В. К. Шилейко «Музе» (1914): «И на губах горит гроза / Еще не найденного слова» (наблюдение В. Топорова). Прокинется — украинизм, со значением: проснется, очнется. Антигона — героиня греческих трагедий, заплатившая жизнью за то, чтобы исполнить долг — похоронить тело брата, брошенное врагами на поле битвы. Стигийский — см. примеч. к предшествующему ст-нию. Зрячих пальцев стыд И выпуклую радость узнаванья. Ср.: «Слепой узн`ает милое лицо, едва прикоснувшись к нему зрячими перстами, и слезы радости, настоящей радости узнаванья, брызнут из глаз его после долгой разлуки... Ни одного слова еще нет, а стихотворение уже звучит. Это звучит внутренний образ, это его осязает слух поэта» («Слово и культура»). Аониды — музы.

* «В Петербурге мы сойдемся снова...». Т, с датой /25 ноября 1920/. — С. Здесь, кроме творческой правки, имеется цензурная: замена эпитета «советской» на «январской», отсутствует дата, помещено среди стихов дооктябрьских лет, что, по воспоминаниям И. Поступальского, засвидетельствовано поэтом (73, с. 562). Не вошло в ВК, по свидетельству Н. М., также из-за вмешательства цензуры (49, с. 54). Печ. по С с устранением цензурных вмешательств по наборной рукописи (ИРЛИ. Ф. 124) и Т. Черновой автограф завершенной первонач. редакции, в основном соответствующий тексту Т, — в СИ, с датой /24 ноября 1920/. И. Одоевцева цитировала ст. 14: «Я милиционеров не боюсь» (вероятно, с неточностью — ритмически вернее было бы «Милиционеров не боюсь») и писала, что стих в печати был изменен «для цензурности» (66, с. 348). Сообщение и аргументация Одоевцевой вызывает доверие: проверяли наличие пропуска у ночных пешеходов наряды милиции или матросов, часовые же — только при входе в здание или на закрытую территорию, и никакой опасности для ночного пешехода не представляли. В Петербурге мы сойдемся снова. Комментируя сведения БП о том, что ст-ние обращено к О. Арбениной, Н. М. привела ответ поэта на вопрос о том, к кому обращено ст-ние: не кажется ли ей, что эти стихи обращены не к женщинам, а к мужчинам; ст-ние обращено к друзьям-поэтам (49, с. 54–55). Так же понял их Г. Иванов, откликнувшийся ст-нием «Четверть века прошло за границей...»:

Но поет петербургская вьюга
В занесенное снегом окно,
Что пророчество мертвого друга
Обязательно сбыться должно.

Г. Адамович писал, что в ст-нии «магически выражено» то, что «Петербург помнящие связаны некоей круговой порукой» (Новое рус. слово. 1959. 6 дек.). А. Морозов поделился с нами предположением, что подтекстом первой строфы было, вероятно, ст-ние Т. Шевченко из его петербургского цикла, обращенное к друзьям:

Чи ми ще зійдемося знову?
Чи вже навіки розійшлись?
І слово правди і любові
В степи і дебрі рознесли!