Полное собрание сочинений и писем в 3 томах. Том 2

Нет синтаксиса — есть намагниченный порыв, тоска по корабельной корме, тоска по червячному корму, тоска по неизданному закону, тоска по Флоренции. Смысл мандельштамовской тетрады «тоски» не вмещается в рамки разъяснительного коммент. Сама структура с опорным словом «тоска» навеяна «Кипарисовым ларцом» Инн. Анненского (1910), где не менее десятка стихотворений названы: «Тоска возврата», «Тоска вокзала», «Тоска миража», «Тоска сада» и т. п. В самом общем виде заключительную фразу этой главы можно интерпретировать как тему греческого языка и его тайного воплощения в другом языке (см. выше примечания к гл. V). Она задана как четырехчленная парадигма, своеобразная партитура с пометой non legato ‘не связано’ — нет синтаксиса. Из четырех элементов этой «парадигмы» последний — тоска по Флоренции — является самым понятным, это «образцовый» пример тоски. Ср.: «если трудно быть изгнанником вообще, то изгнанником Флоренции быть трудно вдвое, вдесятеро, ибо велика тоска человека по Флоренции» (91, с. 29, — мотив, который, как известно, повторится в воронежских стихах: «И ясная тоска меня не отпускает / От молодых еще воронежских холмов / К всечеловеческим, яснеющим в Тоскане» (из ст-ния «Не сравнивай: живущий несравним...», 1937), «Чтобы в уши, в глаза и в глазницы / Флорентийская била тоска» (из ст-ния «Заблудился я в небе — что делать?..», 1937). О теме изгнания и специально о «тоске» см.: 110, с. 59–63). Ср. также «негативное» замечание о синтаксисе в гл. V и XI и примечания к ним.

червячный корм (трагический вариант «сладостного корма» в мандельштамовской интерперетации приведенной выше цитаты) в сочетании с корабельной кормой проецируется на гибель Одиссея. Анализу XXVI песни «Ада» М. уделяет больше всего внимания, но не касается кульминации этого плавания, когда обрушившийся смерч воды (turbo) погубил и корабль, и его кормчего. У Данте этот финал описывается с точки зрения Одиссея: это он видит (сидящие спиною к носу корабля гребцы не могли видеть этого момента), как столб воды обрушивается ‘на корабля передний край’ — del legno il primo canto. Корабль у Данте, названный метонимически legno (‘дерево’), уходит под воду носом вниз (la prora ire in giù):

От новых стран поднялся вихрь, с налета
Ударил в судно, повернул его
Три раза в быстрине водоворота;
Корма взметнулась на четвертый раз,
Нос канул книзу, как назначил Кто-то,
И море, хлынув, поглотило нас.

(Ад. XXVI, 136–141)

Ит. canto ‘бок, сторона’ омонимически связано с canto ‘пение, песнь’. Идея двойничества Одиссея и Данте раскрывается в метафоре поэтического творчества как мореплавания, которой открывается вторая песнь «Рая»: O voi che siete in piccioletta barca, / desiderosi d’ascoltar, seguiti / dietro al mio legno che cantando varca (Par. II, 1–3) — ‘О, вы, кто в маленьком суденышке, жаждущие слушать, держ`итесь поодаль (поотстаньте) от моего корабля (legno), что с песнею теперь выходит на просторы (cantando varca)’.

XI

Внутренность горного хрусталя, запрятанное в нем аладдиново пространство, фонарность, ламповость, люстровая подвесочность заложенных в нем рыбьих комнат — наилучший из ключей к уразумению колорита «Комедии». Семантическая однородность перечисленных «предметов» (горный хрусталь, фонарь, лампа, люстра), предложенных в качестве ключа к «Комедии», указывает на то, что имеется в виду не столько «цвет» (колорит), сколько «свет», причем не сам по себе, а по отношению к проводящей его прозрачной среде, которая, в свою очередь, мыслится как замкнутое, отграниченное от всего окружающего пространство. Ряд однородных членов замыкают здесь — в отличие от понятной, парадигматической «тоски по Флоренции» (см. примечания к гл. X) — непонятные «рыбьи комнаты». Включение в этот ряд «вместилища для рыб» мотивировано дантовским сравнением благих душ в Раю (представленных у Данте как отдельные субстанции света) с рыбами в садке:

Come ’n peschiera ch’è tranquilla e pura
traggonsi i pesci a ciò che vien di fori
per modo che lo stimin lor pastura,
sì vid’ io ben più mille splendori
trarsi ver’ noi....

(Par. V, 100–104)