«Что ты смотришь?» спросилъ я его. – «Молчи», сказалъ онъ мн
, съ нетерпніемъ махая рукой. Я никакъ не могъ понять, что могло такъ занимать его, но, чтобъ ршить этотъ вопросъ, на ципочкахъ подошелъ къ нему. Онъ прильнулъ къ стеклу и пристально смотрлъ подъ навсъ, въ тни котораго виднлись дв человческія фигуры. Въ глазахъ Володи я замтилъ въ эту минуту выраженіе, чрезвычайно похожее на выраженіе сладенькихъ глазъ папа, но я не смогъ понять, что такъ радуетъ его. Мн казалось, все это нисколько не касалось до него.– «Пустите, Михей И., ну васъ къ Богу, увидятъ», говорилъ женскій голосъ.
– «Отчего ты мине не хочешь любить. Я, какъ передъ Богомъ, васъ вотъ какъ люблю!»
– «Ой! спину сломали!»
– «Ты мн
только скажи слово, я буду барина просить. Ужъ я слово сказалъ: никого не хочу любить, окромя тебя. Пойдешь за меня?»– «Ну бросьте руки-то, что балуете». Послышался поцалуй и легкій см
хъ, и Маша выбжала изъ-подъ навса. Во время этаго разговора я пересталъ [удивляться] удивленію Володи, и мн показалось, что не только до него, но и до меня все это касалось нсколько. Маша пробжала въ половину Мими, и все затихло; но меня долго что-то безпокоило, и я никакъ не могъ заснуть. Тоже и это новое для меня чувство родилось въ первый разъ во мн и составило новый отличительный признакъ новаго возраста.* № 4
(до I ред.).Мими для меня теперь постороннее лицо : ни въ какомъ случа
она не иметъ право вмшиваться въ дла наши, я ее нисколько не боюсь и даже иногда подтруниваю надъ нею, и мн кажется всякій разъ, когда на ея лиц показываются красныя пятна, что она сердится за то, что потеряла всякую власть надъ нами, – мысль, <необыкновенно> льстящая моему самолюбію. Вражда между нею и Карломъ Иванычемъ продолжается; но рже выказывается, такъ какъ они рдко сходятся и оба безъ памяти боятся бабушки. Карлъ Иванычь чрезвычайно измнился: вопервыхъ, по недавно подслушанному мною разговору бабушки съ папа, я узналъ, что онъ не гувернёръ, a «menin», дядька, который только можетъ водить насъ гулять, и что намъ необходимо настоящій гувернёръ-французъ и вовторыхъ, Карлъ Иванычъ уже больше не училъ насъ; слдовательно, въ Москв у него не бывало въ рукахъ ни линейки, ни книги діялоговъ, ни мелу, которымъ онъ отмчалъ проступки – однимъ словомъ, не было тхъ грозныхъ атрибутовъ власти, которые въ деревн внушали намъ къ нему такой страхъ; оставалась одна палка для гулянья, подтверждающая слова бабушки, что онъ только способенъ водить гулять насъ; въ 3-ихъ пріятель его Schönheit сшилъ ему новый фракъ безъ буфочекъ на плечахъ и мдныхъ пуговицъ, и въ этомъ наряд онъ много важности потерялъ въ моихъ глазахъ. Но, что хуже всего, почтенная, многоуважаемая красная шапочка была замнена рыжимъ парикомъ, который нисколько, какъ я ни прищуривался, не походилъ на естественныя волоса. Однимъ словомъ, Карлъ Иванычъ, дядька, сошелъ въ моемъ мнніи на много ступеней ниже: онъ ужъ казался мн чмъ-то среднимъ между Николаемъ и тмъ Карломъ Иванычемъ, который былъ въ деревн. – Въ Любочк мало произошло перемнъ; тмъ боле что, такъ какъ со времени нашего перезда въ Москву двочки какъ-то отдалились отъ насъ; не было ни общихъ уроковъ, ни общихъ игоръ. Я мало обращалъ на нее вниманіе; да и гордость быть мальчикомъ, а не двочкой, длала то, что я даже съ нкоторымъ презрніемъ и гордымъ сознаніемъ своего достоинства смотрлъ на нее. Но Катеньку узнать не было никакой возможности, такая она стала гордая не гордая, скучная не скучная, а странная. Она еще похорошла, личико, шейка и ручки ея были такія нжныя, розовенькія, но теперь мн и въ мысль не приходило поцловать ее, какъ я это длалъ 2 года тому назадъ. Я былъ слишкомъ далекъ отъ нея. Къ нимъ, т. е. къ двочкамъ, прізжали какія-то чужія двочки, и они съ ними играли въ какія-то куклы и другія смшныя игры, но никогда не присоединялись къ намъ. И часто я съ завистью и грустью слушалъ внизу, какъ звонко и радостно раздавались наверху ихъ голоса и смхъ, особенно серебрянный голосокъ Катеньки.* № 5
(I ред.).Дробь. IV.
Какъ я уже говорилъ, шесть нед
ль траура не оставили во мн почти никакихъ воспоминаний. Хорошее расположеніе духа, которымъ я наслаждался дорогой, разбилось въ дребезги о печаль бабушки, выражавшуюся78 такъ рзко и отчаянно, и о постоянное принужденіе, которое наводилъ на меня видъ обшитыхъ блой тесемкой рукавчиковъ. – <Теперь я долженъ выступить изъ хронологическаго порядка повствованія, для того, чтобы ближе познакомить моихъ читателей съ положеніемъ нашимъ. Ничто такъ не поразило меня въ мой пріздъ въ Москву, какъ странная вншняя перемна, происшедшая въ Карл Иваныч. —