Читаем Полное собрание сочинений. Том 2. Отрочество. Юность полностью

– «Вы хотите ухать отъ насъ?» спросилъ. я, поворачиваясь къ нему, но не взялъ его за руку, какъ я это дловалъ встарину. Какой-то ложный стыдъ остановилъ меня. – «Я не хочу, продолжалъ Карлъ Иванычъ, но я долженъ. Богъ милостивъ, я составлю самъ свое счастье, и вы будьте счастливы, дти, и помните вашего стараго друга Карла Иваныча, который никогда васъ не будетъ забыть». – Съ этими словами онъ торжественно всталъ, обдернулъ фалды своего фрака и пошелъ дальше. Мы молча послдовали за нимъ, не смя нарушать его молчанія, и меня долго впослдствіи занималъ вопросъ, какимъ образомъ онъ надется самъ составить свое счастье.> Бабушка много, очень много измнилась. Въ нсколько мсяцевъ посл кончины матушки она состарлась физически и морально больше, чмъ за 20 лтъ. Моль уже стъ сукно и басонъ въ высокой, высокой карет, въ которой она вызжала прежде съ двумя огромными лакеями, и едва едва у нея достаетъ силъ съ помощью горничной перейдти черезъ комнату. Лицо стало какого-то прозрачно желтаго цвта и носитъ на себ почти всегда отпечатокъ досады и неудовольствія, все покрылось морщинами; на блыхъ, нжныхъ рукахъ образовались складки, даже на концахъ пальцевъ, какъ будто они только-что вымыты горячей водой. Любовь ее, однако, не трогала меня и внушала мн больше сожалнія. Я инстинктивно понималъ, что она въ насъ любила не насъ, a воспоминанія. Гости почти никто не принимаются, но она любитъ видть насъ подл себя, въ особенности Любочку, которую, по моимъ замчаніямъ, она не любила прежде. Къ папа она какъ-то особенно серьезно вжлива и внимательна; но ко всмъ остальнымъ лицамъ, живущимъ у насъ въ дом, она, какъ кажется, питаетъ особенную ненависть, въ особенности къ Мими, которой однако она удвоила жалованье и сказала, что «вы, моя милая, надюсь, останетесь у меня. Коли покойница находила, что вы хороши, такъ и для меня вы будете хороши», и Мими осталась. Карла Иваныча она называетъ, говоря про него, дядькой: «позовите обдать дядьку», и я долженъ признаться, что Карлъ Иванычъ дядька потерялъ отъ этаго немного важности въ моихъ глазахъ. Съ горничной своей она не перестаетъ ссориться, безпрестанно называетъ ее «вы, моя милая», угрожаетъ ей выгнать ее, сердится до слезъ, но никогда не приводить въ исполненіе своей угрозы, несмотря на то, что горничная Гаша, самая ворчливая и грубая горничная въ свт, часто говорить, хлопая дверью: «что жъ прогоните, не заплачу» и т. п. Когда бабушка нсколько успокоилась, и насъ стали пускать къ ней, я ее всегда видалъ въ одномъ и томъ же черномъ шелковомъ капот, свжемъ чепчик и бломъ, какъ снгъ, платочк, которымъ она повязывала свою шею.

Она сидитъ въ своихъ большихъ волтеровскихъ креслахъ, раскладываетъ пасьянсъ или слушаетъ старый романъ M-me Радклифъ, который, по ея желанію, читаетъ ей Мими или П. В. По лицу ея видно, что исторіи съ привидньями и ужасами очень мало интересуютъ ея, и мысли ея далеко въ прошедшемъ. Я не могу врить, чтобы она дйствительно любила сочиненія M-me Радклифъ, хотя и увряла, что не существуетъ боле пріятной книги. Мн кажется только, что равномрный звукъ читающаго голоса распологалъ ее къ мечтанію. Почти все напоминало ей матушку, такъ что часто я замчалъ, какъ Мими и Гаша длали намъ жесты, когда мы только-что начинали говорить о вещахъ, которыя будто бы могли напомнить о матушк. Никогда не забуду я ея горести при свиданіи съ папа; тмъ боле, что я тогда никакъ не понималъ, какимъ образомъ видъ папа могъ такъ опечалить ее. Когда приходили ей такія воспоминанія, она обыкновенно брала въ руки черепаховую табакерку съ портретомъ maman и до тхъ поръ пристально смотрла на нее, пока тяжелыя старческія слезы не застилали ей глаза. Тогда она брала одинъ изъ батистовыхъ платковъ, обыкновенно лежавшихъ около нея, прикладывала ихъ [къ] лицу, подзывала кого нибудь изъ насъ, клала ему руку на плечо, и слышались тяжелыя рыданія. Но не знаю, почему любовь бабушки не трогала меня и не внушала взаимности. Понималъ-ли я инстинктивно, что она любила насъ не за самихъ себя, а какъ воспоминаніе, или дйствительно справедливо то, что для каждой любви необходима привлекательная внешность, я не могъ ее любить, какъ матушку, скажу больше, вспоминая слова Карла Иваныча, что она хочетъ замнить намъ мать, я понималъ, что дать ей въ моемъ сердц мсто любви, занимаемое воспоминаніемъ о матери, было бы хуже, чмъ кощунство.

* № 6 (I ред.).

Перейти на страницу:

Похожие книги

Темные силы
Темные силы

Писатель-народник Павел Владимирович Засодимский родился в небогатой дворянской семье. Поставленный обстоятельствами лицом к лицу с жизнью деревенской и городской бедноты, Засодимский проникся горячей любовью к тем — по его выражению — «угрюмым людям, живущим впрохолодь и впроголодь, для которых жизнь на белом свете представляется не веселее вечной каторги». В повести «Темные силы» Засодимский изображает серые будни провинциального мастерового люда, задавленного жестокой эксплуатацией и повседневной нуждой. В другой повести — «Грешница» — нарисован образ крестьянской девушки, трагически погибающей в столице среди отверженного населения «петербургских углов» — нищих, проституток, бродяг, мастеровых. Простые люди и их страдания — таково содержание рассказов и повестей Засодимского. Определяя свое отношение к действительности, он писал: «Все человечество разделилось для меня на две неравные группы: с одной стороны — мильоны голодных, оборванных, несчастных бедняков, с другой — незначительная, но блестящая кучка богатых, самодовольных, счастливых… Все мои симпатии я отдал первым, все враждебные чувства вторым». Этими гуманными принципами проникнуто все творчество писателя.

Елена Валентиновна Топильская , Михаил Николаевич Волконский , Павел Владимирович Засодимский , Хайдарали Мирзоевич Усманов

Проза / Историческая проза / Русская классическая проза / Попаданцы