Почтенная, мною любимая, уважаемая и им
ющая въ моихъ глазахъ особенный характеръ достоинства лысина, зачесываемая сзади длинными прядями сдыхъ волосъ и изрдка покрывающаяся красною шапочкой, замнилась какой-то странной рыжей, масляной оболочкой, называемой парикъ, какъ я узналъ впослдствіи. Я говорю странной оболочкой, потому что дйствительно не нахожу другаго названія для этой штуки. Только впослдствіи я узналъ, что штука эта имла назначеніе замнять волоса и походить на нихъ; тогда же, кладя руку на сердце, я никогда бы не подумалъ этаго.Синій фракъ съ м
дными пуговицами на плечахъ, облаченіе въ который означало всегда что-то необыкновенное и располагало меня къ праздничному расположенію духа, употреблялся ежедневно, а новый, черный фракъ съ узкими, узкими фалдочками, произведенiе друга Schönheit, замнялъ его въ торжественныхъ случаяхъ, казинетовые штаны, на которыхъ я зналъ каждую заплаточку и пятнушко, переданы Николаю. Однимъ словомъ, Карлъ Иванычъ ужъ не тотъ и много прелести и достоинствъ потерялъ въ моихъ глазахъ. —>Н
сколько дней посл прізда онъ повелъ насъ гулять. «Nun, liebe Kinder»,79 началъ онъ своимъ торжественнымъ тономъ: «теперь уже вы большія дти, вамъ можно понимать», посадивъ насъ около себя на скамейк въ уединенномъ мст въ Нескучномъ саду. Несмотря на парикъ, онъ въ эту минуту былъ тмъ же старымъ, добрымъ Карломъ Иванычемъ. «Потеря, которую вы сдлали, невозвратима; но что же длать? я чувствую ее такъ же, какъ и вы», сказалъ онъ съ такимъ трогательнымъ выраженіемъ, что нельзя было сомнваться въ искренности его словъ. «Теперь Dіе Gräfin, ваша бабушка <(онъ никогда [не] забывалъ прибавлять die Gräfin, говоря о ней) заступила ея мсто и будетъ для васъ второй маменька. Любите его, любите его, дти!» Онъ помолчалъ немного. – «Die Gräfin, ваша бабушка, осталась одна; – вы дти. Она любитъ васъ, какъ вашу мать, и просила Петра Александровича, ваша папенька, оставить васъ у нея». —>– «А папа гд
будетъ жить, Карлъ Иванычъ? спросилъ Володя.– «Онъ скоро прі
детъ, будетъ жить во флигел и на учителей будетъ платить за васъ: такъ хотла сама die Gräfin, ваша бабушка. <Теперь, дти, я вамъ скажу о своей участьи – вы можете понимайть. Одна покойный ваша маменька Иртеньева, Наталь Николаевна, сказалъ онъ, поднимая руки къ небу, – одна ваша маменька понимала меня и любила старика глухаго Карла Иваныча. Я поступилъ къ вамъ, Володя былъ еще у кормилицы, а Николенька не родился. Когда у Володъ была горячка, я не смыкалъ глазъ 2 недли......» Вдругъ Карлъ Иванычъ остановился и прекратилъ свою рчь на мст, хотя нсколько разъ слышанномъ мною, слдовательно, не новомъ но не мене того возбуждавшемъ всегда во мн удивленіе къ его добродтелямъ. Теперь мн особенно пріятно было слышать пснь, хотя уже давно извстную, но всегда трогательную, такъ какъ она обращалась въ первый разъ прямо къ намъ, какъ къ лицамъ, заслуживающимъ его доврія <– обстоятельство, доставлявшее тогда великое удовольствіе моему самолюбію>. Другъ портной Schönheit, нкоторые люди, Володина горячка, неблагодарность – все въ давно извстномъ мн методическомъ порядк вышло на сцену.«Но многоуважаемая dіе Gräfin, ваша бабушка, не любитъ меня, я, я долженъ буду съ вами разстаться».
Бабушка хочетъ зам
нить намъ мать. Горизонтъ моей будущности начиналъ проясняться. Но я горько ошибался, воображая, что бабушка посл перваго припадка горести будетъ тою же пріятной старушкой, какою я зналъ ее. Горесть странно подйствовала на ея характеръ. —