Полное собрание сочинений. Том 26. Произведения 1885–1889 гг. О жизни

Ужасно, и не можетъ быть не ужасно для человка, понимающаго свою жизнь какъ плотское существованіе. Вся жизнь такого человка проходила только въ томъ, чтобы увеличить свои наслажденія. Наслажденія же ничто иное, какъ противоположная сторона страданій.²⁰² Завернувшійся листокъ въ постели Сибарита было его страданіе, постель, какой ему хотлось,было его наслажденіе. Голодъ страданіе, обжорство наслажденiе. Середины нтъ для человка, полагающаго съою жизнь въ плотскомъ существованіи. Вс его состоянія – наслажденія или страданія. И для такого человка и нищета, и тюрьма, и вагонъ, и паръ, и пытка – страданія. Но какже это можетъ быть страданіемъ для человка, понимающаго свою жизнь въ подчиненіи личности разуму? Ни въ одномъ изъ этихъ примровъ страданія не случилось ничего такого, что препятствовало бы теченію жизни, какъ ее понимаетъ человкъ. Ни въ одномь изъ этихъ случаевъ нтъ ничего даже такого, чтобы нарушало теченіе свободной разумной жизни, какъ ее понимаетъ такой человкъ. То, что онъ прежде богатый, лишенъ возможности сть много и грться, когда хочется тлу, и состарлся, и заболлъ, все это для него только условія, облегчающія для него дло его жизни – подчиненіе личности закону разума. Тоже и съ заключеннымъ. Страданія его вытекаютъ изъ представленія о томъ, что ему надобно бы и можно бы быть свободными Но разв не тоже самое будетъ съ его тломъ при паралич, старости? 6000 пудовъ лежитъ на живот. Какъ это ужасно! Но что же тутъ боле ужаснаго, чмъ то, чему мы, какъ говорятъ, подлежимъ и подвергаемся каждую секунду – залетитъ одна изъ биліоновъ летающихъ бактерій, и я безъ 6000 пудовъ буду точно также лежать и также умру. Тоже съ кранами пара, прожигающими мн животъ. Довольно защелкнуться кишк, и будетъ хуже и больне пара. Ужасно, какъ говоритъ Эпиктетъ, погибнуть въ этомъ бушующемъ бездонномъ океан. Новдь довольно ведра воды, чтобы захлебнуться, вся вода океана, за исключеніемъ ведра, лишняя. – Страданіе тутъ кажется только ужаснымъ. Тутъ ясно, что ужасъ не въ дл, а въ воображеніи. A воображеніе можетъ сдлать и то, что укусъ блохи для однаго будетъ мучительне крановъ для другаго. Но нтъ, больно, просто больно, ужасно больно, не можетъ быть не мучительно, ужасно больно, когда отдираютъ ногти или съ живого сдираютъ кожу. Разумется больно, никто и не споритъ противъ этаго; но если бы тотъ, кто сдлалъ боль, отвчалъ бы намъ, онъ отвтилъ бы, наврно, такъ, какъ къ великой досад моей всегда отвчалъ мн мой забіяка товарищъ дтства. Бывало, ударить меня. Я разсержусь и скажу: «да вдь это больно». «Я затмъ и ударилъ, чтобъ было больно», отвчаетъ онъ мн. Также бы и намъ отвтили: боль затмъ и сдлана, чтобъ было больно. А больно затмъ, что это намъ нетолько нужно, но что намъ нельзя бы жить безъ того, чтобы намъ не бывало больно. Но тотъ, кто сдлалъ это больно, сдлалъ такъ мало больно, какъ только было можно, а благо отъ этаго больно сдлалъ такъ велико, какъ только было можно. Вдь кто знаетъ, что самое первое ощущеніе нашей боли есть первое и главное средство сохраненія нашего тла, что если бы этаго не было, то мы вс дтьми давно бы на свчк и въ печкахъ сожгли для забавы все свое тло. Боль сохраняетъ существование человка, пока растетъ эта личность, и тоже самое боль разрушаетъ эту личность, когда личность по закону жизни должна быть уничтожаема. Боль тлесная оберегаетъ личность, пока въ ней зретъ разумное сознаніе и сопутствуетъ уничтоженію личности, помогаетъ разумному сознанію въ подчиненіи себ личности. Пока боль служить обереганіемъ личности, какъ это происходитъ въ ребенк, боль эта не можетъ быть тою ужасающею мукой, какой мы знаемъ боль въ т времена, когда мы страдаемъ отъ ней, находясь въ полной сил разумнаго сознанія. Пусть каждый постарается вспомнить свои дтскія болзни, страданiя, и онъ видитъ, что объ нихъ нтъ и воспоминанія. Впечатлніе же наше о страданіяхъ дтей есть больше наше, чмъ ихъ страданіе и относится къ другому ряду страданій, происходящихъ отъ вида страданій другихъ. Вншнее выраженіе страданій неразумныхъ существъ неизмримо больше самаго страданія и потому, въ неизмримо большей степени вызываетъ наше состраданіе, какъ это можно замтить при болзняхъ мозга, горячкахъ, тифахъ и всякихъ агоніяхъ.

Въ т времена, когда не проснулось разумное сознаніе, боль служить огражденіемъ личности, она не мучительна, въ т времена, когда въ человк есть возможность разумнаго сознанія, она, боль есть помогающее средство отреченія отъ личности, и по мр пробужденія этаго сознанія становится все мене и мене мучительной.