Въ сущности только находясь въ этомъ состояніи, мы можемъ и говорить о боли, п[отому] ч[то] только съ этаго состоянія и начинается жизнь. И въ этомъ состояніи разумнаго сознанія – предлы боли, представляющіеся столь неизмримо растянутыми для людей, полагающихъ жизнь въ животномъ существовали, въ состояніи истинной жизни; предлы боли съуживаются до без конечно малаго, до того только необходимаго остатка, который облегчаетъ, помогаетъ движенію жизни подчиненія личности разуму. Въ самомъ дл, кто не знаетъ безъ изученія физіологіи того, что чувствительность боли иметъ предлы, что при усиленіи боли до извстнаго предла или прекращается чувствительность – обморокъ, отупніе, или смерть. Увеличеніе боли, стало быть, безпредльная величина. Ощущеніе же боли, мы тоже вс знаемъ, можетъ увеличиваться отъ нашего воображенія до безконечности. Можно довести себя до положенія Сибарита, до того чтобы чувствовать ужасъ боли отъ укола булавкой; можетъ увеличиваться безъ предловъ, но также и можетъ уменьшаться. Мы вс тоже знаемъ, какъ можетъ человкъ, покоряясь боли, впередъ предполагая ее больше, чмъ она есть, покоряясь ей, свести ее до нечувствительности, до испытанія нкотораго самоудовлетворенія въ мужественномъ перенесеніи ея. Не говоря уже о людяхъ, какъ Гусъ, мученики, даже политическіе мученики, которые подъ вліяніемъ духовнаго подъема не ощущали боли, простые солдаты только изъ мужества переносили безъ крика и дерганія считающіеся мучительными операціи. Предлы боли есть и очень недалеки, предлъ подчиненія личности разуму есть полное отреченіе отъ личности, т. е. полное отсутствіе ощущенія боли. Мученія боли дйствительно ужасны для людей, положившихъ свою жизнь въ плотскомъ существованіи. Да какже имъ и не быть ужасными, когда та сила разума, данная человку для уничтоженія сознанія страданій, направлена только на то, чтобы увеличивать ихъ. Боль ощущается человкомъ и въ предшествующемъ его жизни существованіи и въ жизни его только для его блага. Какъ у Платона есть ми
ъ о томъ, что Богъ опредлилъ сперва людямъ срокъ жизни 70 лтъ, но потомъ, увидавъ, что людямъ хуже отъ этаго, перемнилъ на то, что есть, и сдлалъ то, что теперь, что люди не знаютъ часа своей смерти, такъ такимъ же можно представить миъ о боли, показывающій смыслъ ея. Да если бы люди сотворили людей безъ ощущенія боли, очень скоро, если бы сами люди не догадались дать имъ эту боль, люди бы стали просить о ней, п[отому] ч[то] немыслима бы была безъ нея счастливая радостная и свободная жизнь людей. Для человка, понимающаго жизнь какъ подчиненіе своей личности закону разума, страданія личной боли203 не только не есть зло и пугало, но есть такая же пособница, охранительница его жизни истинной, какою она представляется по отношенію личности. Не будь боли, ребята сожгли бы себ пальцы, не будь боли болзни, старости, страданій для тла, съ которымъ связано разумное сознаніе, оно бы не могло такъ легко и свободно подчинять личность закону разума. Для человка, имющаго разумніе жизни, страданіе тла, боль не зло, но благо.Какъ ни возставай противъ этаго вывода, какъ ни ахай, какъ ни утверждай, что это только слова и сумашествіе, какъ ни старайся люди, не понимающіе жизни, откинуть это разсужденіе и утверждать неизбжность и подчиненность всхъ людей страданіямъ и боли, имъ нельзя этаго сдлать. Если все предшествующее разсужденіе справедливо, если справедливо, что жизнь есть подчиненіе закону разума, если даже это несправедливо, но если есть возможность для нкоторыхъ людей – назовемъ ихъ сумашедшими, и люди такіе были, и есть ученіе такого сумашествія, – то нельзя отрицать того, что для такихъ людей то, что мірскіе люди называютъ страданіемъ, зломъ, болью будетъ благомъ. И такимъ людямъ – сумашедшимъ, положимъ, – будетъ легче, радостне жить на свт, и мало того: съ такими сумашедшими всмъ намъ будетъ легче и радостне жить, чмъ съ несумашедшими. Такъ значитъ хорошо такое ученіе.