Я, женившись, ршилъ быть вренъ своей жен и, признаюсь, гордился этимъ, гордился тмъ, что, будучи 10 лтъ развратникомъ, я былъ вренъ моей жен. О томъ, чтобы она была неврна мн, она,
Случилось, что посл одной болзни жены ей нельзя было рожать. Отношенія наши все время были тже отвратительныя. Часто бывали времена, что я говорилъ себ въ душ: «ахъ кабы она умерла!» и ужасала эта мысль и не могъ ее отогнать. Не знаю, думала ли она тоже. Должно быть. Ссоры бывали жестоки. Потомъ уже узнали силы другъ друга и не доходили до послднихъ предловъ, но ненависть другъ къ другу кипла страшная. Снаружи же все было прекрасно. Мы были врны другъ другу, воспитывали дтей и были приличны. Я еще не зналъ тогда, что
99/ 100такъ называемыхъ хорошихъ супружествъ живутъ такъ. Я думалъ, что это я одинъ такой несчастный, и скрывалъ, но она была привлекательна и еще больше красива съ тхъ поръ, какъ перестала рожать.Тутъ же я отслужилъ 3-е трехлтіе, и ршено было для воспитанія дтей хать жить въ городъ. Удивительно, какъ все совпадаетъ и въ правильной и даже неправильной жизни. Какъ разъ когда родителямъ жизнь становится невыносимой другъ отъ друга, необходимы и городскія условія для воспитанія дтей, спасающія родителей отъ скуки и ненависти. Перехали въ городъ.
[127]Такъ называемое воспитаніе дтей достигло вполн своей цли, чувство мое къ моей собственной жен, которое мы называемъ любовью, начинавшее охладвать въ деревн, тотчасъ же оживилось въ город, въ особенности ревностью, которую я держалъ въ себ и не позволялъ себ выказывать. Моя жена возбуждала чувства другихъ, и чувства другихъ возбуждали мои. Когда она прізжала домой въ цвтахъ и бальномъ плать, которое она снимала при мн, я чувствовалъ новый приливъ того, что я называлъ любовью къ ней. Но странное дло, въ город, при все учащенномъ щекотаніи ревности, это чувство все больше и больше перемшивалось съ недобрымъ чувствомъ. Но все было хорошо, и особенныхъ причинъ ревновать мн не было, иНачалось это съ музыки, она прекрасно играла на фортепіано. И какъ мы вс страдаемъ отъ скуки и спасаемся, какъ умемъ, она спасалась музыкой. Пріхалъ
[129]нкто Трухачевской, [130]скрипачъ. Вы думаете, что вы все поняли? Нтъ, вы ничего не поняли. Если вы видли, какъ умираютъ люди, вы все таки ничего не знаете о томъ, какъ онъ умиралъ, тотъ кто умиралъ. Надо, чтобъ онъ разсказалъ. Вотъ я и разскажу, да, разскажу все. Вы слушаете?Лицо стало совсмъ другое, глаза жалкіе, совсмъ чужіе, носу почти нтъ, и усы и борода поднялись къ самымъ глазамъ, а ротъ сталъ огромный, страшный.