Полное собрание сочинений. Том 3. Рассказы, очерки (1896-1897)

Фабула рассказа тоже реальна. Горький действительно прочитал в газете сообщение о самоубийстве «муромского мещанина» Коновалова и решил, что это его знакомый. Однако в газете говорилось о другом человеке — однофамильце горьковского героя. В январе 1926 г. Горький сообщил ученикам 2-го класса 52-й школы Ленинграда:

«Дорогие мои товарищи, — в Муроме повесился не тот Коновалов, о котором я писал, а, как оказалось, однофамилец его; меня ввела в заблуждение газетная заметка и тот факт, что мой друг, А. В. Коновалов, был уроженец Мурома.

Друг же мой умер в 1902 г., — спустя шесть лет после того, как я напечатал рассказ. Умер он в Одессе, в больнице. Врач, лечивший его, сказал ему однажды, что есть рассказ о пекаре Коновалове, и кратко передал содержание рассказа. Коновалова это очень взволновало, он тотчас решил, что рассказ написан мною — Лешей Грохало; это было мое прозвище в ту пору. Он попросил д-ра Лундберга написать мне о том, что он, Коновалов, еще жив, но — умирает.

Доктор и написал мне о нем.

Таким образом, ваш вопрос о самоубийстве Коновалова отпадает» (там же, т. 29, стр. 456; см. также Архив Г_XI, стр. 66).

Суть характера Коновалова Горький отчетливо сформулировал в письме к В. В. Зеленину и Л. К. Маклашину — двум подросткам из Сормова, которые в 1930 г. прислали Горькому свой рассказ и сообщили, что хотели бы быть похожими на Коновалова. Горький ответил:

«Вы, ребята, пишете мне: „Хотим быть такими же, как Ваш Коновалов, т. е. людями, вечно ищущими счастья и не находящими себе постоянного места на земле“. Написали вы это потому, что вам „обоим по 17 лет“ и у вас еще не было времени серьезно подумать о человеке и его месте на земле». Далее Горький поясняет: «…вам, людям 30-х годов ХХ-го века, нет никакого смысла подражать в чем-либо Александру Коновалову, человеку второй половины XIX века, человеку, не плохому „по натуре“, но „несчастному“, жалкому, больному алкоголизмом. По болезни своей он и не искал в жизни прочного или удобного места, чувствуя, что личная его жизнь не удалась, да уже и никогда не удастся ему. Был он человек по характеру своему пассивный, был одним из множества людей того времени, которые, не находя себе места в своей среде, становились бродягами, странниками по „святым местам“ или по кабакам. Если б он дожил до 905 года, он одинаково легко мог бы стать и „черносотенцем“ и революционером, но в обоих случаях — ненадолго. Вот каков герой, которому вы хотите подражать.

Единственное ценное его качество вы не заметили. Качество это — любовь к работе. Работать он действительно любил, работал честно, чистоплотно, в тесто не плевал, как это делали многие другие пекаря, обозленные тяжкой работой по 14–16 часов в сутки. Любовь к работе, честное отношение к ней — это качество социально высокоценное, и вот в этом вам следует подражать Коновалову. Тем более следует, что теперь у нас рабочие — единственные законные хозяева своей страны, и какое бы дело ни делал каждый из них — он работает на себя и только для себя, для своего государства» (Г-30, т. 30, стр. 156–157).

Другое высказывание о характере Коновалова содержится в статье «О пьесах». Горький трактует его расширительно, как социальный тип из мира «бывших людей», относя к этому типу «не только странников, обитателей ночлежек и вообще „люмненпролетариат“, но и некоторую часть интеллигентов — „размагниченных“, разочарованных, оскорбленных и униженных неудачами в жизни <…>» (там же, т. 26, стр. 423).

Сразу же после появления в печати «Коновалов» вызвал оживленные споры в критике. Первые отзывы появились в «Сыне отечества», «Образовании» и «Русской мысли».

Скабичевский дал анализ «Коновалова» в статье с характерным заглавием «Типы строптивых людей среди народа». Он писал: «Перед нами один из тех бродяг — босяков, бессемейных и бездомных бобылей, которых много шатается по матушке России из одного конца в другой» («Сын отечества», 1897, № 227, 22 августа). В другой статье, сравнивая Коновалова с наборщиком Гвоздевым из рассказа «Озорник» и с Орловым («Супруги Орловы»), Скабичевский заметил, что Горький одержим какой-то навязчивой идеей, так как всё время возвращается к одному и тому же типу «строптивых» людей. По мнению критика, автор «несколько утрирует их якобы сознательное отношение к особенностям своих натур, влагает в их уста свои собственные суждения о них и делает из них каких-то самоанализирующих философов в романтическом духе, забывая совершенно, что он имеет дело с людьми, которые по самой своей природе, не говоря уже о низкой степени умственного развития, способны более действовать, порою вполне дико, безумно, безобразно, чем анализировать и обсуждать как свои поступки, так и общие свойства своих характеров» («Сын отечества», 1897, № 303, 7 ноября).