Аристотель, безъ всякаго сомннія, былъ лучше и основательне извстенъ Грекамъ, чмъ Латинянамъ, хотя, можетъ быть, безъ тхъ дополненій, которыми обогатили его Арабскіе и Латинскіе ученые, и которыя, до самаго паденія схоластическаго воспитанія въ Европ, составляли необходимое условіе всякаго развитія ума на Запад. Однакоже, въ Греческихъ мыслителяхъ не только не видимъ мы особаго пристрастія къ Аристотелю, но, напротивъ того, въ большей части изъ нихъ замчаемъ явное предпочтеніе Платона; — не потому, конечно, чтобы Христіанскіе мыслители усвоивали себ языческія понятія того или другаго; но потому, вроятно, что самый способъ мышленія Платона представляетъ боле цльности въ умственныхъ движеніяхъ, боле теплоты и гармоніи въ умозрительной дятельности разума. Отъ того, почти то же отношеніе, какое мы замчаемъ между двумя философами древности, существовало и между философіей Латинскаго міра, какъ она выработывалась въ схоластик, и тою духовною философіей, которую находимъ въ писателяхъ Церкви Восточной, особенно ясно выраженную въ Св. Отцахъ, жившихъ посл Римскаго отпаденія.
Достойно замчанія, что эта духовная философія Восточныхъ Отцевъ Церкви, писавшихъ посл X вка, — философія прямо и чисто Христіанская, глубокая, живая, возвышающая разумъ отъ разсудочнаго механизма къ высшему, нравственно свободному умозрнію, — философія, которая даже и для неврующаго мыслителя могла бы быть поучительною, по удивительному богатству и глубин и тонкости своихъ психологическихъ наблюденій, — не смотря однакоже на вс свои достоинства (я говорю здсь единственно о достоинствахъ умозрительныхъ, оставляя въ сторон значеніе богословское), была такъ мало доступна разсудочному направленію Запада, что не только никогда не была оцнена Западными мыслителями, но, что еще удивительне, до сихъ поръ осталась имъ почти вовсе неизвстною. По крайней мр, ни одинъ философъ, ни одинъ историкъ философіи, не упоминаетъ объ ней, хотя въ каждой исторіи философіи находимъ мы длинные трактаты о философіи Индйской, Китайской и Персидской. Самыя творенія Восточныхъ писателей оставались долго неизвстными въ Европ; многія до сихъ поръ еще остаются незнакомы имъ; другія хотя извстны, но оставлены безъ вниманія, ибо не были поняты; иныя изданы еще весьма недавно, и тоже не оцнены. Нкоторые богословскіе писатели Запада хотя и упоминали о нкоторыхъ особенностяхъ писателей Восточныхъ, но такъ мало могли постигать эту особенность, что изъ ихъ словъ часто должно вывести заключеніе, прямо противоположное истин. Наконецъ, ни въ одномъ почти изъ богословскихъ писателей Запада незамтно живаго слда того вліянія, которое необходимо должны бы были оставить на нихъ писанія Восточной Церкви, если бы они были извстны имъ хотя въ половину противъ того, какъ имъ извстны были писатели древне-языческіе. — Изъ этого должно исключить, можетъ быть, одного ому Кемпійскаго, — или Герсона, — если только книга, имъ приписываемая, принадлежитъ дйствительно имъ и не есть, какъ нкоторые полагаютъ, переводъ съ Греческаго, передланный нсколько по Латинскимъ понятіямъ.
Конечно, въ писателяхъ Восточной Церкви, жившихъ посл отдленія Римской, нельзя искать ничего новаго относительно Христіанскаго ученія; ничего такого, что бы не находилось въ писателяхъ первыхъ вковъ. Но въ томъ-то и заключается ихъ достоинство; въ томъ-то, скажу, и особенность ихъ, что они сохраняли и поддержали во всей чистот и полнот ученіе существенно-Христіанское, и, держась постоянно въ самомъ, такъ сказать, средоточіи истиннаго убжденія, отсюда могли ясне видть и законы ума человческаго, и путь, ведущій его къ истинному знанію, и вншніе признаки, и внутреннія пружины его разновидныхъ уклоненій.
Впрочемъ, и древніе Отцы Церкви, жившіе еще до отдленія Рима и, слдовательно, равно признаваемые Востокомъ и Западомъ, не всегда одинаково понимались на Запад и на Восток. Это различіе могло произойти отъ того, что Востоку всегда были вполн извстны