Полное собраніе сочиненій въ двухъ томахъ.

Европейское просвщеніе, во второй половин 19-го вка, достигло той полноты развитія, гд его особенное значеніе выразилось съ очевидною ясностію для умовъ, хотя нсколько наблюдательныхъ. Но результатъ этой полноты развитія, этой ясности итоговъ, былъ почти всеобщее чувство недовольства и обманутой надежды. Не потому Западное просвщеніе оказалось неудовлетворительнымъ, чтобы науки на Запад утратили свою жизненность; напротивъ, он процвтали, повидимому, еще боле, чмъ когда нибудь; не потому, чтобы та или другая форма вншней жизни тяготла надъ отношеніями людей или препятствовала развитію ихъ господствующаго направленія; напротивъ, борьба съ вншнимъ препятствіемъ могла бы только укрпить пристрастіе къ любимому направленію, и никогда, кажется, вншняя жизнь не устроивалась послушне и согласне съ ихъ умственными требованіями. Но чувство недовольства и безотрадной пустоты легло на сердце людей, которыхъ мысль не ограничивалась тснымъ кругомъ минутныхъ интересовъ, именно потому, что самое торжество ума Европейскаго обнаружило односторонность его коренныхъ стремленій; потому что, при всемъ богатств, при всей, можно сказать, громадности частныхъ открытій и успховъ въ наукахъ, общій выводъ изъ всей совокупности знанія представилъ только отрицательное значеніе для внутренняго сознанія человка; потому что, при всемъ блеск, при всхъ удобствахъ наружныхъ усовершенствованій жизни, самая жизнь лишена была своего существеннаго смысла: ибо, не проникнутая никакимъ общимъ, сильнымъ убжденіемъ, она не могла быть ни украшена высокою надеждою, ни согрта глубокимъ сочувствіемъ. Многовковой холодный анализъ разрушилъ вс т основы, на которыхъ стояло Европейское просвщеніе отъ самаго начала своего развитія; такъ, что собственныя его коренныя начала, изъ которыхъ оно выросло, сдлались для него посторонними, чужими, противорчащими его послднимъ результатамъ, между тмъ какъ прямою собственностію его оказался этотъ самый разрушившій его корни анализъ, этотъ самодвижущійся ножъ разума, этотъ отвлеченный силлогизмъ, не признающій ничего, кром себя и личнаго опыта, этотъ самовластвующій разсудокъ, или, какъ врне назвать, эту логическую дятельность, отршенную отъ всхъ другихъ познавательныхъ силъ человка, кром самыхъ грубыхъ, самыхъ первыхъ чувственныхъ данныхъ, и на нихъ однихъ созидающую свои воздушныя, діалектическія построенія.

Впрочемъ, надобно вспомнить, что чувство недовольства и безнадежности не вдругъ обнаружилось въ Западномъ человк при первомъ явномъ торжеств его разрушительной разсудочности. Опрокинувъ свои вковыя убжденія, онъ тмъ боле надялся на всемогущество своего отвлеченнаго разума, чмъ огромне, чмъ крпче, чмъ объемлюще были эти убежденія, имъ разрушенныя. Въ первую минуту успха, его

радость не только не была смшана съ сожалніемъ, но, напротивъ, упоеніе его самонадянности доходило до какой-то поэтической восторженности. Онъ врилъ, что собственнымъ отвлеченнымъ умомъ можетъ сейчасъ же создать себ новую разумную жизнь и устроить небесное блаженство на переобразованной имъ земл. Страшные, кровавые опыты не пугали его; огромныя неудачи не охлаждали его надежды; частныя страданія налагали только внецъ мученичества на его ослпленную голову; можетъ быть, цлая вчность неудачныхъ попытокъ могла бы только утомить, но не могла бы разочаровать его самоувренности, еслибы тотъ же самый отвлеченный разумъ, на который онъ надеялся, силою собственнаго развитія не дошелъ до сознанія своей ограниченной односторонности.