Полное собраніе сочиненій въ двухъ томахъ.

Христіанство, разумется, при самомъ появленіи своемъ среди языческаго міра, противорчило этому направленію корыстной личности и самомнительной разсудочности Римскаго человка. Обращая главную дятельность духа къ внутренней цльности бытія, оно не только противилось всякой страстности увлеченій, хотя бы и благовидными предлогами украшенной, но вмст, возводя умъ къ живому средоточію самопознанія, оно боролось и съ тмъ состояніемъ духовнаго распаденія, гд односторонняя разсудочность отрывается отъ другихъ силъ духа и думаетъ достигнуть истины наружною связностію понятій. Между тмъ, какъ для этой вншней, разсудочной мудрости Христіанская проповдь казалась безуміемъ, — съ высоты Христіанскаго ученія эта надменная разсудочность являлась во всей бдности своей нечувственной слпоты. Потому, въ первые вка Церкви, видимъ мы въ богословскихъ писателяхъ даже Римскаго міра нердкія нападенія на ложность языческаго философствованія. Однакоже господство чисто-Христіанскаго направленія не могло совершенно изгладить изъ ихъ ума особенность Римской физіономіи, которая, какъ уже мы замтили, оставаясь въ своихъ законныхъ границахъ, не только не мшала истинному направленію духа, но, напротивъ, должна была еще увеличивать многостороннее богатство его проявленій, и только тамъ увлекала въ заблужденія, гд ея излишествомъ нарушалось внутреннее равновсіе духа. Такъ Тертуліанъ, можетъ быть самый краснорчивый изъ богословскихъ писателей Рима, особенно поражаетъ своею блестящею логикою, наружною связностію своихъ положеній; многія изъ его произведеній навсегда остаются украшеніемъ Церкви, хотя самое излишество логической способности, или, лучше сказать, ея отдленность отъ другихъ силъ разума увлекла его въ ту крайность, гд его ученіе уже оторвалось отъ ученія чисто-Христіанскаго. Счастливе былъ его знаменитый ученикъ, Св. Кипріанъ, хотя не мене его замчателенъ особенностію своей логической силы. Но ни одинъ, можетъ быть, изъ древнихъ и новыхъ Отцевъ Церкви не отличался столько любовію къ логическому сцпленію истинъ, какъ Блаженный Августинъ, по преимуществу называемый Учителемъ Запада. Нкоторыя сочиненія его являются какъ бы одна, изъ кольца въ кольцо неразрывно сомкнутая, желзная цпь силлогизмовъ. Отъ того, можетъ быть, иногда увлекался онъ слишкомъ далеко, за наружною стройностію не замчая внутреннюю односторонность мысли, такъ, что въ послдніе годы своей жизни долженъ былъ самъ писать опроверженіе нкоторыхъ изъ своихъ прежнихъ утвержденій.

Но если эта особенная приверженность Римскаго міра къ наружному сцпленію понятій была небезопасна для Римскихъ богослововъ еще въ то время, когда Римская Церковь была живою частію Церкви Вселенской, когда общее сознаніе всего Православнаго міра удерживало каждую особенность въ законномъ равновсіи, — то понятно, что, посл отдленія Рима, эта особенность Римскаго ума должна была взять ршительный перевсъ въ характер ученія Римскихъ богослововъ. Можетъ быть даже, эта Римская особенность, эта оторванная разсудочность, эта излишняя склонность къ наружному сцпленію понятій, была одною изъ главнйшихъ причинъ самаго отпаденія Рима. Конечно, не мсто здсь разбирать ни причины, ни обстоятельства этого отпаденія. — Римскій ли духъ преобладанія былъ тайнымъ побужденіемъ главныхъ дятелей, или другія причины: вс предположенія могутъ быть подвержены спору; но не подверженъ сомннію самый предлогъ отпаденія: новое прибавленіе догмата къ прежнему символу, прибавленіе, которое, противъ древняго преданія и общаго сознанія Церкви, оправдывалось единственно логическими выводами Западныхъ богослововъ.

Мы потому особенно упоминаемъ здсь объ этомъ обстоятельств, что оно лучше другихъ можетъ намъ объяснить характеръ Западной образованности, гд Римская отршенная разсудочность уже съ 9-го вка проникла въ самое ученіе богослововъ, разрушивъ своею односторонностію гармоническую цльность внутренняго умозрнія.

Съ этой точки зрнія для насъ становится понятнымъ, почему Западные богословы, со всею разсудочною добросовстностію, могли не видать единства Церкви иначе, какъ въ наружномъ единств епископства; почему наружнымъ дламъ человка могли они приписывать существенное достоинство; почему, при внутренней готовности души и при недостатк этихъ наружныхъ длъ, не понимали они для нея другаго средства спасенія, кром опредленнаго срока чистилища; почему, наконецъ, могли они приписывать нкоторымъ людямъ даже избытокъ достоинства наружныхъ длъ и вмнять этотъ избытокъ недостатку другихъ, тоже за какія нибудь наружныя дйствія, совершенныя для вншней пользы Церкви.

Такимъ образомъ, подчинивъ вру логическимъ выводамъ разсудка, Западная Церковь еще въ 9-мъ вк положила внутри себя неминуемое смя реформаціи, которая поставила ту же Церковь передъ судомъ того же логическаго разума, ею самою возвышеннаго надъ общимъ сознаніемъ Церкви Вселенской; и тогда еще мыслящій человкъ могъ уже увидть Лютера изъ-за папы Николая 1-го, какъ, по словамъ Римскихъ католиковъ, мыслящій человкъ XVI вка могъ уже изъ-за Лютера предвидть Штрауса.