Полное собрание стихотворений

Ты сказал: «Любовь и Дружба — сестры»,

И она надела мне свой пестрый

Мокрый бант — и вспыхнул — красный остров! —

…………………….…………………..

Целовались — и играли в кости.

Мы с тобой уснули на помосте

Для углей, — звонкоголосой гостье

Уступив единственный тюфяк.

10 ноября 1918

Барабанщик

1. «Барабанщик! Бедный мальчик…»

Барабанщик! Бедный мальчик!

Вправо-влево не гляди!

Проходи перед народом

С Божьим громом на груди.

Не наемник ты — вся ноша

На груди, не на спине!

Первый в глотку смерти вброшен

На ногах — как на коне!

Мать бежала спелой рожью,

Мать кричала в облака,

Воззывала: — Матерь Божья,

Сберегите мне сынка!

Бедной матери в оконце

Вечно треплется платок.

— Где ты, лагерное солнце!

Алый лагерный цветок!

А зато — какая воля —

В подмастерьях — старший брат,

Средний в поле, третий в школе,

Я один — уже солдат!

Выйдешь цел из перебранки —

Что за радость, за почет,

Как красотка-маркитантка

Нам стаканчик поднесет!

Унтер ропщет: — Эх, мальчонка!

Рано начал — не к добру!

— Рано начал — рано кончил!

Кто же выпьет, коль умру?

А настигнет смерть-волчица —

Весь я тут — вся недолга!

Императору — столицы,

Барабанщику — снега.

А по мне — хоть дно морское!

Пусть сам черт меня заест!

Коли Тот своей рукою.

Мне на грудь нацепит крест!

11 ноября 1918

2. «Молоко на губах не обсохло…»

Молоко на губах не обсохло,

День и ночь в барабан колочу.

Мать от грохота было оглохла,

А отец потрепал по плечу.

Мать и плачет и стонет и тужит,

Но отцовское слово — закон:

— Пусть идет Императору служит, —

Барабанщиком, видно, рожден.

Брали сотнями царства, — столицы

Мимоходом совали в карман.

Порешили судьбу Аустерлица

Двое: солнце — и мой барабан.

Полегло же нас там, полегло же

За величье имперских знамен!

Веселись, барабанная кожа!

Барабанщиком, видно, рожден!

Загоняли мы немца в берлогу.

Всадник. Я — барабанный салют.

Руки скрещены. В шляпе трирогой.

— Возраст? — Десять. — Не меньше ли, плут?

— Был один, — тоже ростом не вышел.

Выше солнца теперь вознесен!

— Ты потише, дружочек, потише!

Барабанщиком, видно, рожден!

Отступилась от нас Богоматерь,

Не пошла к московитским волкам.

Дальше — хуже. В плену — Император,

На отчаянье верным полкам.

И молчит собеседник мой лучший,

Сей рукою к стене пригвожден.

И никто не побьет в него ручкой:

Барабанщиком, видно, рожден!

12 ноября 1918

«Мать из хаты за водой…»

Мать из хаты за водой,

А в окно — дружочек:

Голубочек голубой,

Сизый голубочек.

Коли днем одной — тоска,

Что же в темь такую?

И нежнее голубка

Я сама воркую.

С кем дружился в ноябре —

Не забудь в июле.

………………..………

Гули-гули-гули.

………………..……….

Возвратилась мать!

…………………….

Ладно — ворковать!

Чтобы совы страсть мою

Стоном не спугнули —

У окна стою — пою:

Гули-гули-гули.

Подари-ка золотой

Сыну на зубочек,

Голубочек голубой,

Сизый голубочек!

14 ноября 1918

«Соловьиное горло — всему взамен…»

Соловьиное горло — всему взамен! —

Получила от певчего бога — я.

Соловьиное горло! — …………..

Рокочи, соловьиная страсть моя!

Сколько в горле струн — все сорву до тла!

Соловьиное горло свое сберечь

На на тот на свет — соловьем пришла!

…………………………………………..

20 ноября 1918

«Я счастлива жить образцово и просто…»

Я счастлива жить образцово и просто:

Как солнце — как маятник — как календарь.

Быть светской пустынницей стройного роста,

Премудрой — как всякая Божия тварь.

Знать: Дух — мой сподвижник, и Дух — мой вожатый!

Входить без доклада, как луч и как взгляд.

Жить так, как пишу: образцово и сжато, —

Как Бог повелел и друзья не велят.

22 ноября 1919

«Вот: слышится — а слов не слышу…»

Вот: слышится — а слов не слышу,

Вот: близится — и тьмится вдруг…

Но знаю, с поля — или свыше —

Тот звук — из сердца ли тот звук…

— Вперед на огненные муки! —

В волнах овечьего руна

Я к небу воздеваю руки —

Как — древле — девушка одна…

<1918–1939>

Комедьянт

— Посвящение —

— Комедьянту, игравшему Ангела, —

или Ангелу, игравшему Комедьянта —

не все равно ли, раз — Вашей милостью —

я, вместо снежной повинности Москвы

19 года несла — нежную.

1. «Я помню ночь на склоне ноября…»

Я помню ночь на склоне ноября.

Туман и дождь. При свете фонаря

Ваш нежный лик — сомнительный и странный,

По-диккенсовски — тусклый и туманный,

Знобящий грудь, как зимние моря…

— Ваш нежный лик при свете фонаря.

И ветер дул, и лестница вилась…

От Ваших губ не отрывая глаз,

Полусмеясь, свивая пальцы в узел,

Стояла я, как маленькая Муза,

Невинная — как самый поздний час…

И ветер дул и лестница вилась.

А на меня из-под усталых вежд

Струился сонм сомнительных надежд.

— Затронув губы, взор змеился мимо… —

Так серафим, томимый и хранимый

Таинственною святостью одежд,

Прельщает Мир — из-под усталых вежд.

Сегодня снова диккенсова ночь.

И тоже дождь, и так же не помочь