Подобная проповедь умеренности, довольства малым провозглашена была еще Кантемиром. «Тот в сей жизни лишь блажен, кто малым доволен».
По справедливому замечанию Г. В Битнер, «сильную сторону творчества Хемницера составляет критическая его струя. Когда же Хемницер пытается показать свой положительный идеал, то выглядит этот идеал очень отвлеченно».[1]
Не следует, однако, забывать, что положительный идеал в условиях того времени едва ли мог приобрести конкретно-политическое оформление. Важно другое: что этот идеал у Хемницера в основе своей демократичен.Хемницер выступил со своими баснями в то время, когда басенный жанр в русской литературе получил широкое признание и имел уже солидную традицию. Зачинатели русской литературы — Кантемир и Ломоносов — первыми обратились к этому жанру, имевшему успех у русских читателей. Впоследствии Белинский, говоря о крыловских баснях, указывал: «...Басня оттого имела на Руси такой чрезвычайный успех, что родилась не случайно, а вследствие нашего народного духа, который страх как любит побасенки и применения. Вот самое убедительнейшее доказательство того, что литература непременно должна быть народною, если хочет быть прочною и вечною!».[1]
Басня являлась наиболее народным, широко доступным и популярным видом литературы. В ней нашло свое выражение то «сатирическое направление», которое в русской литературе XVIII века знаменовало ее реалистические тенденции, ее тесную связь с жизнью. В условиях деспотического гнета самодержавно-крепостнической монархии, сковывавшей прогрессивные устремления русской общественной мысли, басня предоставляла возможность «эзоповским языком» критиковать и осмеивать общественные неполадки, разоблачать несправедливость государственного строя. Поэтому в условиях русской действительности басня из отвлеченно моралистического жанра становилась средством сатирического обличения.
Эту сатирическую направленность басенному жанру придал уже один из крупнейших русских баснописцев XVIII века — А. П. Сумароков, особенно яростно выступавший против чиновничье бюрократического аппарата — «подьячих», судейских и прочего «крапивного семени». Дворянский просветитель, Сумароков провозгласил принцип сатиры — «издевкой править нрав» — как принцип вмешательства литературы в жизнь, как своего рода общественную «самокритику».
Сумароков первым придал басне национальный, даже народный колорит. Это сказалось не только в его обращении к сюжетам, взятым из русской жизни, но и прежде всего в сближении басни с народным творчеством — сказкой, притчей, пословицей. Именно из народного творчества черпал баснописец свои краски, словесный материал. Сумароков рассматривал басню под углом зрения классицистической теории «трех штилей», делившей литературу в зависимости от её содержания на три разряда: «высокий», «средний» и «низкий». Для него басня была «низким», плебейским жанром. Поэтому-то он и считал возможным (и даже должным) прибегать в ней к грубому, «мужицкому» слогу и шутовскому балагурству.
Во «Второй эпистоле о стихотворстве» Сумароков так определил особенности басенного жанра:
Склад басен должен быть шутлив, но благороден,
И низкий в оном дух к простым словам пригоден!
Этот «низкий дух» и «простые слова» придавали басням Сумарокова бурлескный, подчеркнуто натуралистический характер.
Важной заслугой Сумарокова явилось обращение его к «вольному» размеру, сближение басенного стиха с разговорной речью, своеобразным «сказом», что сильно оживило басенный «склад». В большей части своих басен он рисует картины русского «простонародного» быта, широко пользуясь этой «сказовой» крестьянской речью.
Сумароков создал обширную школу своих последователей и учеников в басенном жанре, из которых самым заметным был автор «ирои-комической поэмы» «Елисей» — Василий Майков. Но и для Сумарокова и для его учеников «народность» басни заключалась прежде всего в ее грубости, «просторечии», своеобразном бытовом «натурализме». Изображение же персонажей сводилось к упрощенно-карикатурному выделению и подчеркиванию в них какого-либо «порока», благодаря чему они превращались в комические гротескные маски.
Хемницер не пошел путем Сумарокова. Он отказался от сатирической резкости, гротескности и натуралистической грубости сумароковских басен. Поэтическое кредо Хемницера его друзья удачно определили двустишием, помещенным в качестве эпиграфа к книге его басен, изданной в 1799 году:
В природе, в простоте он истину искал:
Как видел, так ее списал.
Это уже не дидактическая обнаженность поэтики классицизма, и стремление обратиться к жизни, найти новые, «естественные» принципы искусства.