Полное собрание стихотворений

Уж начал солнца луч златой ослабевати

И бледный только вид багровый оставляти.

Цвет огненный тогда поверхности земной,

Переменяясь всё, переходил в другой.

Багровая краса очам уже явилась

И, множа тень свою, сугубо помрачилась;

Последний, скрывшись, нам еще казало след

В собравшихся парах, объемлющих наш свет.

Но скоро всё и то от наших глаз сокрылось

И по степени в мрак сугубый претворилось.

СОН{*}

В печали я,

Душа моя,

Что не с тобой

Любезный твой,

Соснул я раз,

И тот же час

Эрот во сне

Явился мне,

Сказав: «Пойдем,

И мы найдем,

Что ты искал,

По ком вздыхал».

Я с ним пошел.

И чуть успел

Тебя обнять,

Поцеловать,

И — сон пропал.

Ах! всё бы спал!

«ВЛАДЫКИ И ЦАРИ ВСЕГО ЗЕМНОГО МИРА...»{*}

Владыки и цари всего земного мира,

Богами избранны род смертных управлять!

Для вас поет моя настроенная лира

И с жаром вам теперь стремится то вещать,

Что может добрый царь для своего народа.

Делами может быть подобен он богам,

Перерождается таким царем природа,

Он век златой своим странам.

Екатерина то в России днесь явила,

Премудростью своей России дав закон,

Она блаженство ввек России совершила

И вечный в их сердцах себе воздвигла трон.

Прости, монархиня, что смертный мог дерзнуть

Священное твое сим имя изрещи.

ПИСЬМО БАРНВЕЛЯ К ТРУМАНУ ИЗ ТЕМНИЦЫ {*}

Героида

Его благородию

Николаю Александровичу Львову

Любезный друг!

Нелестной дружбе труд усердный посвящаю

И знанью правому судити предлагаю;

Когда я перевод сих малых строк свершил,

О чувствовании твоем я вобразил,

Любезный друг! прими сие ты приношенье,

А мне дай чувствовать едино утешенье

И мысль собщи свою о переводе сем:

Льсти убегая, ты откроешься во всем;

В том удовольствие за труд сей полагаю.

О подлиннике ты известен уж, я знаю;

В нем тьма красот, но нет их в переводе сем.

Из недр темницы днесь Барнвель к тебе зовет

В слезах, мученья полн, что грудь его грызет,

Барнвель, твой друг, но им и недостоин слыти,

Которого, познав, стыдом ты будешь чтити;

Барнвель!.. твой друг!..

О, сколь, любезный Труман мой,

Я, имя осквернив то, предан грусти злой!

Увы! я долго в нем чтил славу, утешенье;

Сладчайша мысль о нем смертельно мне мученье.

Но чем начну? могу ль тебе всё рассказать

И часть свою рукой бессильной описать?

Тебя вниз пропасти вслед за собой водити

И горькость в грудь твою вины моей пролити?

Твой чистый светлый век в спокойствии течет,

А мне вин повестью мрачить его? Ах, нет!

Несчастный!.. тщись со мной хоть втайне воздыхати

И непорочности блаженство почитати.

Что говорю? чтоб глас, который в целый свет

Раздастся и везде тьмы звуков издает,

Тебе б мог повторить в местах уединенных,

Что мне за казнь вкусить за тьму мной зол свершенных;

Злодейство б возвестить, раскаянье сокрыть?

Нет, с ужасом, но сам хочу всё объявить,

В картине страшной сей я прелесть мню сыскати;

Несчастлив, винен я, тщись обо мне рыдати.

Так известись о всем. Еще ты быв со мной

И от меня в поля не отозван весной,

Ты сердце знал мое, ты знал мою дражайшу,

Ты нежность сам мою, о друг мой, чтил сладчайшу.

 «Драгой Барнвель, — ты рек, — я еду, будь счастлив,

Со добродетелью любовь соединив».

Чьи б не могли сердца жестоки обожати

Ту пагубну красу, ты должен сам сказати.

Приятность, младость, вид, тьма прелестей таких

Не столько сил иметь могли в очах моих;

Несчастья самые ее оружьем были,

И боле прелестей ей силы слез служили.

Ее в безвестности, что знаешь ты и сам,

И Лондону и всем близь оного местам

Весны прекрасной дни спокойно протекали.

Хотя напасть ее и бедность угнетали,

Но благородный вид являла завсегда,

Не возгордясь своей красою никогда.

Я мнил предмет любви достойной находити;

Ей предался совсем, и душу мог вручити,

Младую душу ту, где искренность жила,

Невинну, нежную, что счастия ждала.

Колико к Фаннии мой дух воспламенялся!

Колико угодить я ей всегда старался!

Я жертвовал ей... всем желанием моим

И утешеньем чтил напасть делить своим.

Но Фанния сия... я трепещу, хладею...

Сия-то Фанния... я силы не имею...

Священный сердцу сей предмет, что я любил

И обожал, мою днесь гибель совершил.

Ты вострепещешь сам. Едва волхвица зрела,

Что надо мною власть владыческу имела,

Судила гибнуть мне; и гордый дух ее

Предвидел свой престол и сверженье мое.

Я повергал плоды трудов моих усердно

К ее стопам, ей мня тем жертвовать безвредно;

Удвоил помощью я сею страсти в ней

К тщеславию, и всё б покорствовало ей, —

Стремленье алчное к именью верхней власти,

Что род сей выше чтит любовной самой страсти.

А я напасть ее прервать хоть всё творил,

Ее смертельных мук себя причиной чтил.

Так, я себя винил; изменница вникала

Внутрь сердца моего и жар мой познавала.