В вопросе введения русского языка в преподавание «еврейских предметов» и еврейское богослужение виленские чиновники имели по крайней мере двух серьезных союзников. Прежде всего, их поддерживали местные маскилы. Еще при виленском генерал-губернаторе В. И. Назимове раввины в синагогах начали произносить проповеди на русском языке[956]
, позднее на русский язык были переведены и пелись в синагогах псалмы Давида[957] и вообще утверждалось, что русский должен стать «синагогальным» языком евреев[958]. Еще в августе 1862 года заштатный учитель Минского казенного еврейского училища 2-го разряда О. Гурвич обратился в виленский цензурный комитет с просьбой о разрешении на издание переводимого им на русский язык еврейского молитвенника[959].За употребление русского языка в богослужении «иностранных исповеданий», как хорошо известно, агитировал и редактор «Московских ведомостей» М. Н. Катков, утверждавший, что евреи «не могут считать русский язык своим языком, пока не имеют права пользоваться им для удовлетворения своих религиозных потребностей». К тому же он указывал и на опыт других европейских государств, в которых религиозная еврейская литература уже давно переводилась на доминировавшие там «туземные языки»[960]
. Не вводить русский язык в еврейское богослужение – фактически и далее содействовать распространению немецкого языка, а тем самым и влиянию Пруссии на российских евреев. Русский язык в синагоге должен был способствовать «слиянию» евреев с русскими.Виленские маскилы подготовили целую программу по «переводу и составлению еврейско-русских учебников». В записке, представленной в сентябре 1867 года попечителю Виленского учебного округа редактором выходившей на иврите и имевшей русское приложение газеты Ha-karmel Самуилом Иосифом Фином, речь шла об учебниках для раввинского училища (переводы: Библия с кратким комментарием на русском языке для начала вместе с еврейским текстом; некоторые трактаты из Мишны; Свод религиозно-нравственных начал и обрядовых узаконений на еврейском языке с русским переводом; Краткая и обширная еврейская грамматика; Библейская история только на русском языке; Послебиблейская история евреев), книгах для училищ 1-го разряда, а также для частных школ (еврейско-русский букварь и молитвенник, который должен быть напечатан вместе с еврейским текстом)[961]
. Но столь обширная программа столкнулась с некоторыми трудностями. Даже попечитель учебного округа И. П. Корнилов, по инициативе которого и была составлена эта программа и который на отношении С. И. Фина написал следующую резолюцию: «Весьма охотно готов содействовать этому делу, которое я признаю полезным», согласился на перевод только части книг из представленного списка: Мишны, краткой и обширной еврейской грамматики, послебиблейской истории евреев, еврейско-русского букваря и молитвенника[962]. Попечитель Виленского учебного округа в этом случае не указал мотивов, по которым он не дал своего согласия на перевод других религиозных книг для евреев, но их можно выяснить, проследив бюрократическую переписку по поводу напечатания или ввоза из-за границы как тех книг, которые удостоились пометки попечителя «согласен», так и тех, которые не получили его одобрения.Незнание еврейскими детьми русского языка или опасение, что евреи на такие нововведения будут смотреть как на «посягательство на сущность самой религии», на что указывали «Биржевые ведомости»[963]
, как препятствующие этому эксперименту факторы иногда упоминались и при обсуждении этого вопроса в бюрократических сферах или в рассуждениях православного ведомства. Некоторые из этих книг как раз и издавались на двух языках, в том числе и для того, чтобы знающие только идиш могли «легче и скорее усвоить русский язык»[964].Иногда разрешение на издание какой-либо из упомянутых книг на русском языке не давалось или задерживалось по формальным мотивам. Комитет рассмотрения еврейских учебных руководств Министерства народного просвещения не дал разрешения на напечатание катехизиса, переведенного С. И. Фином, потому что министерству была представлена только часть предполагаемого сочинения. К тому же члены этого комитета разошлись с C. И. Фином в оценке того, что нужно считать основными догматами иудаизма, и отметили, что некоторые места предполагаемого к изданию катехизиса слишком сложны для детей[965]
. Иногда столичные чиновники находили в переводах «довольно много ошибок против чистоты и правильности русского языка»[966].