Польша или Русь? Литва в составе Российской империи

В некоторых случаях центральные власти или православные епископы высказывали опасения, что эти книги будут способствовать укреплению еврейского «фанатизма», то есть обособленности этой этноконфессиональной группы. При обсуждении вопроса об издании упомянутого выше молитвенника О. Гурвича как в Министерстве внутренних дел, так и в Министерстве народного просвещения было решено разрешить это издание только с одним условием: «Если по рассмотрении цензурою этого молитвенника, в нем не окажется стремления веру евреев поставить выше всех других вер и выразить, что народ еврейский есть единственный, избранный Богом»[967]. Ректор православной духовной семинарии Иосиф, сам открыто не высказавшийся против издания переведенных на русский язык учителем Виленского раввинского училища Ашером Волем еврейских молитв, переложил ответственность на другие инстанции, но все же было заметно, что он негативно относится к этому эксперименту. По мнению Иосифа, эти молитвы поддерживают в евреях нелояльность к Российской империи[968].

И все же можно предположить, что аргументы о «фанатизме» или возможном поддержании нелояльных чувств посредством переведенных на русский язык с иврита книг не воспринимались серьезно ни теми, кто их высказывал, ни другими участниками бюрократического обсуждения. Во-первых, потому, что, как отмечали члены Комиссии о преобразовании управления евреями, те же самые молитвы издавались и раньше с разрешения правительственных учреждений на немецком языке, так что перевод их на русский язык в этом отношении ничего не менял[969]. Во-вторых, директор Департамента духовных дел иностранных исповеданий Э. К. Сиверс приводил очень серьезные аргументы против каких-либо изменений в молитвах: главная цель издания молитв (как, кстати, и других религиозных книг) заключалась в распространении таким путем русского языка, а вмешательство в их содержание могло привести к отказу евреев пользоваться этими книгами[970]. Значит, были более веские причины довольно длительного рассмотрения прошений об издании религиозных еврейских книг на русском языке[971]. И причины эти были связаны не столько с озабоченностью еврейским «фанатизмом», сколько с предполагаемым влиянием, которое эти книги могли иметь на окружающее христианское население.

О существовании в бюрократических сферах таких опасений М. Н. Каткову сообщал один из самых последовательных сторонников «русского католицизма» чиновник Департамента духовных дел иностранных исповеданий Август Матвеевич Гезен[972]. Еще в 1862 году Комитет для цензуры духовных книг Ведомства православного исповедания не разрешил распространять в России изданную в Берлине на русском языке Тору, ссылаясь на неправильность перевода, а также на то, «что в случае допущения книги Тора к употреблению между русскими евреями нельзя предостеречь от чтения оной и православных, для которых неправильность этого перевода может быть предметом разных недоумений, весьма вредных для большинства, не имеющего возможности проверить перевод с подлинником»[973]. Некоторые российские бюрократы опасались, что переведенные на русский язык религиозные еврейские книги могут способствовать распространению секты субботников[974]. Для того чтобы еврейские религиозные книги не попали в руки православным, предлагалось напечатать на заглавном листе: «Для употребления евреями»[975]. Другим предохранителем служила сама форма этих изданий, когда, например, в Ветхом Завете, изданном Л. Мандельштамом, на каждом листе с одной стороны был напечатан русский, с другой – еврейский текст[976]. Спутать такое издание с православными книгами было просто невозможно.

Встречались контраргументы и другого свойства. Так, небезызвестный Яков Александрович Брафман (еврей, перешедший в православие, преподаватель Минской православной семинарии, а позже – цензор еврейских изданий в Вильне и автор небезызвестной «Книги кагала») считал перевод еврейского молитвенника бесполезным, «так как евреи не будут его никогда употреблять подобно тому как [эти молитвенники] не употребляются на других языках»[977]. Смею предположить, что Я. А. Брафман был озабочен не столько тем, что эти переводы – пустая трата сил и денег, но опасался, что они, как и вообще введение русского языка в еврейское богослужение, помешают обращению евреев в православие, то есть иудаизм на русском языке получит своеобразную легитимацию на долгие годы[978], в то время когда он ратовал за массовое обращение евреев в православие.