Польша в советском блоке: от «оттепели» к краху режима

В начале 1960-х гг. казалось, что власть сумела раздавить основные очаги «ревизионизма» в науке и культуре. Проводники партийной линии в Союзе польских литераторов бодро рапортовали начальству о замирании оппозиционной деятельности[272]. Окончательным ударом по недовольным в рядах партийных писателей должно было стать дробление первичной парторганизации в СПЛ и перевод некоторых его членов в партячейки больших предприятий. Этот план, позаимствованный у советских коллег, был предметом беседы Э. Охаба с представителем исполкома первичной парторганизации СПЛ в декабре 1961 г. и встретил полное одобрение[273].

Однако на деле ситуация была далека от благополучной. Партии предстояло еще многое сделать, чтобы подавить ростки крамолы. Вот какие наблюдения оставил член советской делегации писателей С. Воронин, посетивший Польшу в конце февраля — начале марта 1963 г.: «Наряду с тем, что в Польше проявляется большой интерес к нашей литературе, всё же следует отметить, что наша литература на польском языке представляется несколько односторонне. В основном она идет по именам тех молодых, о которых за последнее время у нас было больше шума, нежели правильной критики… Я понимаю, польские издательства собирают только лучшее, наиболее интересное, но чтобы они отбирали именно лучшее, нужна точная рекомендация с нашей стороны»[274]. Его товарищ по делегации И. Прут был более прямолинеен. «Искренних доброжелателей, друзей нашей литературы в Польше маловато», — указывал он, и объяснял это следующими причинами: «а) огромное количество литературы американской, французской, английской, итальянской и западногерманской, поступающей в Польшу по адресу Союза писателей и отдельных литераторов; б) явно недостаточное количество книг, посылаемых в те же адреса из Советского Союза. О литературе наших братских союзных республик в Польше почти ничего не знают; в) сцены и экраны Польши наводнены западной продукцией. Наши пьесы и фильмы идут весьма редко; г) периодическая пресса, демонстрационные залы, творческие союзы популяризируют абстрактную живопись и поэзию… Из советских поэтов наиболее популярен здесь Вознесенский — в своих заумных стихах; д) в государственном польском театре гениальное творение Пушкина „Борис Годунов“ выглядит попросту карикатурой. На сцене умирает не царь всея Руси, а скорее купец Егор Булычёв, да и то в далеко не лучшем исполнении; е) руководство Союза польских писателей явно идет на поводу у так называемого „свободомыслящего литератора“. Стены Союза разукрашены абстракционистской бессмыслицей…»[275]

Добавим к этим замечаниям стороннего (хотя и предвзятого) наблюдателя то, что в Варшаве действовало несколько дискуссионных клубов интеллигенции, где слышались весьма неприятные для партии вещи. В отличие от СПЛ, тон в этих клубах задавали люди немарксистской ориентации или деятели, уже давно разошедшиеся с партией в понимании марксизма.

Самым известным среди этих заведений был Клуб Кривого колеса (названный по имени улочки в центре Варшавы). Основанный еще в 1955 г. группой марксистов, он быстро превратился в свободный форум, где тон задавали люди некоммунистической окраски. Наиболее активными среди них были популярнейший исторический публицист П. Ясеница и литературовед Я. Ю. Липский. Время от времени власти наносили точечные удары по Клубу, предотвращая какие-либо нежелательные оппозиционные акции. Наконец, в начале 1962 г. клуб был закрыт.

Тем временем, невзирая на бюрократическое давление и разного рода репрессии, волнение среди литераторов не прекращалось. В конце ноября 1962 г. на заседании первичной парторганизации СПЛ с резкой критикой работы исполкома и правления СПЛ выступила А. Лисецкая. По ее мнению, некие самозванцы (речь шла о Путраменте) взяли на себя роль связных и неправильно информировали руководство партии о ситуации в литературном сообществе. Именно по этой причине сложилась ситуация, когда из-за действий цензуры советская литература якобы пользовалась значительно большей свободой у себя в стране, чем польская в ПНР. Лисецкая потребовала перевыборов исполкома и 90 % правления СПЛ. Ее поддержали В. Ворошильский, К. Брандыс, Л. Пшемский, А. Браун и некоторые другие члены первичной парторганизации[276]. В преддверии очередного съезда СПЛ, который был намечен на декабрь 1962 г., такая критика звучала особенно грозно. Впрочем, обнадеживающим фактом для власти явилось то, что ряд закоренелых «ревизионистов» (Важик, Яструн и др.) решил не баллотироваться в делегаты съезда[277]. И действительно, несмотря на ряд выпадов против цензуры, содержавшихся в некоторых выступлениях, в целом критика в адрес этого ведомства звучала на съезде уже намного умеренней, чем четырьмя годами ранее, и носила характер скорее нареканий, чем требований. Главным же вопросом, обсуждавшимся на съезде, стал острый недостаток бумаги для художественной литературы[278].