Польская Сибириада

— Ночь темная, как сажа, парит. Может, что-нибудь поймаем. Завтра воскресенье, в Польше мы бы в костел пошли… Интересно, как там дедушка с бабушкой в Калиновой, что с нашим домом в Ворволинцах? Как же время летит! Третий год скитаемся. Два года уже, как мама наша умерла. Думаешь, Сташек, я не вижу, как вы без мамы мучаетесь? Тадек маленький еще, ему забота нужна.

Потянулся за палкой, опять расковырял угли, и новый сноп искр выстрелил в темноту. Отец долго молчал, еще раз поправил костер и охрипшим голосом спросил:

— А что ты, сынок, скажешь, если я женюсь?

Сташек не смог ничего ответить, молча вскочил и скрылся в тайге. Ослепленный темнотой, наталкивался на деревья, больно царапался ветками кустарника. Во рту чувствовал соленый вкус слез и горький вкус хвои. Отец не стал догонять его, звать. Но когда, выплакавшись, Сташек несмело подошел к угасающему костру, отец обнял его:

— Ой, сыночек ты мой, сыночек…

Больше отец к вопросу женитьбы не возвращался. Но это отнюдь не значило, что он перестал интересоваться Броней. А Сташек с каждым днем все больше убеждался, что именно о ней думал отец, когда говорил о новой женитьбе. Броня же все чаще, хоть со всевозможной деликатностью, вмешивалась в их семейные дела. Напуганный, внутренне бунтующий против этого Сташек не уступал ее спокойной доброте. Тадека же Броня подкупила окончательно: водила малыша за ручку, как могла, подкармливала, заманивала ласками. Вскоре стало привычным делом, что Броня им стирает, латает поношенные портки и рубашки. Сташеку не приходилось даже специально прятаться и подслушивать бабские пересуды, какая, мол, эта Броня добрая да хозяйственная, как она заботится о «сиротках Долины, как мать родная»! Такая молодая, а так к вдовцу и его сиротам привязалась!

Бирюса дымилась предрассветным туманом. Они уезжали из Каена, Стеша перевозила их паромом на другой берег. Паром пристал к помосту. Стеша ловко закрепила швартовый канат на причальной тумбе.

— Ну, с Богом, выгружайтесь. Дальняя дорога вас ждет.

Люди из Червонного Яра, которые продолжали держаться вместе, в очередной раз отправлялись в неизвестность. Бабка Шайна подоткнула юбку, смочила два пальца в Бирюсе и вслух помолилась:

— «Твоим заботам вверяемся, Пресвятая Матерь Божья», — и добавила: — Ну, с Богом, люди добрые, пошли!

Сташек все время стоял рядом со Стешей. И все это время раздумывал над тем, как бы с ней попрощаться. Ему нравилась Стеша. Никогда его с парома не гнала, позволяла переправляться через Бирюсу. Получив «похоронку», Стеша заметно погрустнела. Своих детей у нее не было. Работы на переправе много, но когда выпадала свободная минута, и они оставались одни, Стеша просила польских ребятишек рассказывать ей… о Польше. Ее интересовало все. Часто чему-нибудь удивлялась и расспрашивала о подробностях. И только после гибели мужа Стеша мимоходом как-то призналась Сташеку:

— Я про Польшу так расспрашиваю, потому что мой муж был из давних польских ссыльных. Еще при царе его родителей к нам в Сибирь выслали. Из Варшавы они были. Большой какой-то польский город.

— Варшава у нас, как у вас Москва. Столица наша.

— А ты, случайно, не бывал в Варшаве?

— Не пришлось, я еще маленький был.

— А я никогда в жизни никакого города не видела, на поезде не ездила. С самого рождения — только Каен, Бирюса и тайга… Островский Владислав Казимирович, так моего мужа звали. Казимирович по отцу. Поляк…

Подводы с поляками удалялись от Бирюсы. Стеша стояла, как статуя, на пароме, опершись на весло и заслонив глаза ладонью, смотрела им вслед. В суматохе отъезда Стеша, наверное, не заметила Сташека, вздрогнула, когда мальчишка, наконец, решился и поцеловал ей руку.

— Стасик! Сынок! Что ты, не надо, что ты… — Наклонилась, взяла его лицо в шершавые натруженные ладони и стала целовать ему глаза, лоб, щеки. — Прощай, сынок! Прощай, Сташек! А теперь беги, беги, сынок, а то они уже далеко отъехали. С Богом, Сташек! И не забудь там в Польше в Варшаву съездить! И Бирюсу, Стешу из Каена не забывай!

— Не забуду, тетя Стеша, не забуду!

До Шиткино добирались долго. Дорога в тайге тяжелая, сотни верст од одной деревни до другой. Чаще всего приходилось ночевать на берегу реки под голым небом. Дождя не было, ночи теплые. Они устраивали шалаши из еловых лап, разжигали костры, варили вечером еду на кострах, в основном собранные по дороге грибы. На закуску — ягоды. А если удавалось наловить рыбы, готовили пахнущую диким луком уху.

В Шиткино они как-то растерялись. Даже такой небольшой сибирский городок пугал и смущал их, сельских жителей, своим непривычным укладом. Что и где здесь искать? Нескольким десяткам поляков нужно было где-то заночевать, приготовить какую-то еду, как-то устроиться на пару дней. Извозчики выгрузили их возле «Дома колхозника» и уехали. Что делать? Посоветовались и решили, что первым делом пойдут в военкомат. И если там что-нибудь известно о польской армии, тогда они решат, остаться ли в Шиткино и искать здесь работу или ехать дальше.