В военкомат пошли Шайна и Долина. Комиссар был тот же, контуженный под Ханкин-Голом фронтовик. На память не жаловался, Шайну вспомнил. Но в отличие от первой встречи, на этот раз отнесся к полякам недоброжелательно. Даже не предложил сесть. Они стояли в дверях с шапками в руках. А военный комиссар, держа в руках телефонную трубку, как будто собирался куда-то срочно звонить, кратко и резким тоном сообщил:
— Вы опоздали. Уже нет набора в вашу армию. Приказано мобилизацию поляков приостановить. Почему? Приказ есть приказ. Я не министр, чтоб все знать. Газеты читайте — узнаете, почему. Это все! — Комиссар занялся телефоном, стучал по вилке, кричал «алло, алло».
Долина отважился спросить:
— Гражданин комиссар, мы прямо из тайги. Какие там газеты… Что там случилось с нашей армией? Где ее теперь искать?
Комиссар положил трубку. Видно, пожалел их, смягчил тон.
— Где вашу армию искать? А я откуда знаю? Формировалась она в Бузулуке за Уралом. А теперь, говорят, ноги в руки и вперед, какой-то ваш пан генерал в Иран ее вывел! Андерс или как его там. Слышали такую фамилию? Нет? Ну и не о чем жалеть… Тут немцы на Кавказ лезут, Сталинград штурмуют, а он армию в Иран выводит! Союзник… твою мать!
Из военкомата они вышли с абсолютным хаосом в головах. Есть все-таки в России польская армия или нет? Хуже всего, что они опять теряли надежду вырваться из этой сибирской западни. Что делать, что делать? Остаться в Шиткино или идти искать счастья дальше?
На поляков обратил внимание местный милиционер:
— Вы кто? Откуда, куда, зачем? Пропуска есть? — проверил документы и решил, — По документам вы как поляки и спецпереселенцы находитесь в распоряжении НКВД и вам нужно обратиться к ним. Или разрешат рам остаться и зарегистрироваться в Шиткино, или отправят обратно в Каен.
После чего отвел всех мужчин в НКВД. Сам вошел в здание, а им велел ждать на улице. Долго ждать не пришлось. Но можно себе представить их изумление, когда открылась дверь, вышел милиционер, а за ним… Савин, комендант Калючего, собственной персоной! Волосы дыбом встали, как будто злой дух перед ними явился. Савин широко улыбнулся:
— А, старые знакомые!
Преодолев первое изумление, как это ни странно, они даже обрадовались Савину. Все-таки знакомый человек! Перебивая друг друга, стали объяснять. Он дал им выговориться, потом заявил:
— По правде говоря, НКВД вы уже не интересуете. Полякам объявили амнистию, у вас теперь такие же права, как у всех советских граждан. А законы военного времени требуют, чтобы каждый гражданин был где-то прописан, а каждый работоспособный — работал. Из ваших документов следует, что вы зарегистрированы в Шиткинском районе, значит передвигаться вы имеете право только в границах района.
— Мы понимаем, пан комиссар, но что нам теперь в этом незнакомом месте делать? Ни жилья, ни работы. Помогите нам как старым знакомым, посоветуйте что-нибудь.
— Нет лучше, чем в Калючем было, правда? — Савин не мог отказать себе в мелкой колкости. — Но по знакомству, как вы говорите, могу сказать: есть у вас два выхода — поискать работу здесь, в Шиткино, жилье найдется, или возвращаться в Каен. Советую вам остаться в городе. Милиционер проводит вас в горсовет, а я «по знакомству» позвоню председателю, может тут что-нибудь для вас найдется.
Председателем Шиткинского совета оказалась женщина, которая их приходу явно обрадовалась:
— Прямо сегодня можете приступать к работе. Людей не хватает, особенно мужчин. Здесь есть лесопилка, бойня, мельница, пекарня, разные мастерские, городские службы.
И они остались в Шиткино. Несмотря на пережитый шок от недобрых вестей о том, что польская армия, о которой они так мечтали, а вместе с ней и Польша, снова так далеки от них, нужно было как-то жить дальше. Тем более что кончалось лето и наступала зима.
Долине повезло больше всех, его взяли на работу в пекарню. Пекарня! Ежедневный запах свежего хлеба! Дополнительный паек. Да и на работе, бывает, можно хоть кусочек глотнуть. Хуже было с жильем — пекарня квартир не имела. Все уже устроились, а Долина все еще не мог найти жилья. Пекарня договорилась для него с «Домом колхозника» о каморке на чердаке.
Утром он носил мешки с мукой, высыпал содержимое на огромное сито. Бабы, припорошенные мукой, выглядели, как белые привидения. Они работали на сите весело, с шутками — прибаутками. В перерыве заварили чай, разломили буханку горячего хлеба. Долина в разговор не вмешивался, русский все еще давался ему с трудом. Но женщины не оставляли его в покое, задирали, расспрашивали. Слово за слово, рассказал о своем вдовстве, о трудностях с жильем.
После работы одна из них догнала его. Он с трудом узнал вымытую переодетую черноволосую женщину с длинной косой. Стройная, симпатичная, среди всей четверки, пожалуй, самая серьезная, и чуть грустная.
— Тебе в какую сторону? — спросила она.