— В «Дом колхозника», дети ждут…
— А мне по дороге, я на Набережной живу, из моих окон Бирюсу видно. С мамой и сыном живу. Тринадцать лет ему, такой сорванец…
— Как мой старший, Сташек.
— А моего Венькой зовут, сирота… Отца под Москвой убили… В прошлом году похоронка пришла.
Какое-то время шли молча. Она откликнулась первая:
— Если хочешь, я с матерью поговорю, можем вас пустить на квартиру. Ее дом, сам понимаешь…
— Не хочется никого беспокоить…
— Какое там беспокойство! Дом у нас большой, потеснимся немного и выделим вам отдельную комнату.
— Спасибо большое, но…
— Никаких но. С матерью поговорю и завтра скажу тебе.
— Я заплачу, сколько скажете, по дому помогу…
— Ладно, ладно, завтра договоримся, только бы моя старуха согласилась. Ну, до завтра.
Протянула на прощание руку. Долина машинально поцеловал ее. Она зарделась:
— Что ты, не надо! У нас раньше только попам руки целовали…
— А у нас, в Польше женщинам руки целуют…
— А как тебя зовут? Я по мужу Бурмакина, Нина Петрова. Зови меня Нина.
— Хорошо, Нина… А моя фамилия Долина, зовут меня Ян.
— Ян? А по отцу?
— Тоже Ян.
— Значит, Ян Янович Долина. Запомню. Ну, до завтра, Ян.
— До завтра, Нина! Еще раз, спасибо…
На следующий день Долина поселился в доме Нины, вернее, ее матери, Василисы Долгих. Бабушка Василиса согласилась за небольшую оплату сдать Долине отдельную комнату, но дополнительно потребовала, чтобы жилец колол дрова для печки, починил развалившийся забор, утеплил баню на зиму и навесил двери пристройки.
После барачной скученности на общих нарах, вшей, клопов, грязи и смрадной голодной нищеты, они вдруг очутились в другом мире. Жили в нормальном доме, в котором хозяева с рождения знали каждый уголок, где во дворе копошились куры, тявкала собака, а в комнате на теплой лежанке мурлыкал кот, где уже многие поколения все имело свое место, время и назначение.
Семейство Долгих, коренные сибиряки, о чем свидетельствовала сама фамилия с окончанием «их», в Шиткино жила всегда, как утверждала Василиса. Дом был солидный, лиственничный, наличники и дверные притолоки украшены богатой резьбой, забор высокий, без щелей, двор застроен всем необходимым: пристройка для свинок и кур, кладовка и даже своя баня, без которой настоящий сибиряк не может обойтись.
Именно с бани началась их жизнь на квартире у Василисы. Василиса, по характеру «мужик в юбке», жизнь знала и лишних слов не тратила:
— Без бани я вас в дом не пущу. Не по своей вине бродяжничаете, в нужде живете, только известно — к нищему да бродяге всякое паразитство охотно прицепится. Сами — в баню, лохмотья ваши — в кипяток!
Сташек в настоящем обжитом русском доме был впервые. Рассматривал, удивлялся, потому что все было таким непохожим на их родной дом в Польше. В первую ночь он долго не мог уснуть, лежал чисто вымытый на чистой полотняной простыне и с незапамятных времен почти сытый.
Утром первой начинала суетиться по дому бабка Василиса. Она спала одна в самом большом помещении — на кухне, на огромной русской печи. Были еще две небольшие комнаты — в одной спала Нина с сыном, во второй поселились Долины. Отец тоже вставал рано, тихонько выскальзывал в сени умываться. Возвращаясь, приносил кувшин с кипятком и, убегая на работу, жевал кусочек хлеба.
По наказу отца Сташек вел себя в доме тихонько, как кролик, следил за маленьким Тадеком, чтобы хозяевам, особенно бабушке, не мешал. Они съедали то, что им оставлял отец, бежали во двор, на Бирюсу ловить рыбу, иногда бродили по городку. Долго тянулось время до обеденной встречи с отцом. Шиткино — это не Калючее, Каен или бараки, где все поляки жили вместе. Тут вокруг русские, буряты, а свои живут разбросанные по городу, неизвестно, где.
Венька Бурмакин, ровесник Сташека, ходил в шестой класс. Он был немного ниже Сташека, крепче, не такой худой. В первый день они и словом не перекинулись. Только на следующее утро, когда Сташек с Тадеком играли с ластившимся к ним дворовым псом, Венька вышел из дому. Какое-то время хмуро разглядывал их, потом свистом подозвал собаку к себе. Пес послушно побежал на зов. Венька взял палку и бросил ее к самому забору.
— Жучка, апорт!
Пес охотно принес ему палку к ногам.
— Жучка, лапу! Жучка, прыгай! Жучка, голос!
Псинка весело виляла хвостом и охотно исполняла все приказания. Венька косил глазом на новеньких, с достаточным ли удивлением они за ним наблюдают.
— Ученая! — похвалил он собаку. — Когда мы еще с папой на охоту ходили, Жучка две утки сразу могла из озера на берег притащить.
— У нас тоже в Польше была такая собака, которая коров умела пасти, даже домой их пригоняла.
— Тебя как зовут? Меня — Венька.
— Сташек, а это мой брат Тадек.
— Не по-нашему как-то… Ты в школу ходишь?
— Сейчас нет. А в Польше ходил…
— В какой класс?
— В четвертый перешел.
— A-а, я уже в шестом. А где ты так по-русски научился…
— Да так как-то, сам… Но читать еще не очень могу…
— Хочешь, я тебе помогу? А ты мне польские буквы покажешь. Договорились?
— Договорились.