— Поздно уже, не хочу тебе мешать. Венька, наверное, спит, бабушка…
— Они к родным поехали картошку копать. Я тебе не говорила. В понедельник только вернутся. А твои уже давно храпят, я проверила. Пойдем.
Она вышла в сени. Он сидел за столом, разглядывал комнату.
Был тут впервые. Две кровати, ее и сына. Буфет со стеклянной посудой и обеденным сервизом. На буфете какие-то безделушки. У кровати будильник. На стене ковер. Ружье с патронташем. Фотография молодого мужчины в рамке, с перевязанным черной лентой уголком. Тихо вошла Нина. Видно, заметила его взгляд.
— Ему было всего тридцать четыре, когда погиб…
Раздула самовар. Поставила чашки. Достала из буфета графинчик с цветной наливкой и неуверенно спросила:
— Выпьешь со мной, Ян? Хандра на меня какая-то сегодня накатилась…
— Выпью.
Прежде чем сесть, хотела сама разлить наливку в рюмки.
— Разреши мне, у нас это мужская обязанность.
— Извини… Одичала я совсем от этого одиночества…
Налил понемногу и хотел отставить графин.
— Ну, нет, у нас, сибиряков, первый тост полной чаркой пьют. И до дна! Твое здоровье, Ян!
— Твое!
Сидели долго. Графинчик понемногу пустел. Рассказывала Нина. Рассказывал Ян. Обо всем. О своей жизни, судьбе, вдовстве.
— Пойду я, Нина, скоро светать будет.
Встал. Она неохотно поднялась.
— Позволь, я посошок налью сама.
Подошла к нему с рюмкой в руках, чокнулись. От нее, охмелевшей, полыхало жаром, говорила медленно, с хрипотцой:
— За твое счастье, Ян!
— За твое, Нина!
— Поцелуй меня, Ян, поцелуй!
Губы были горячие, влажные. Черные, как смоль, волосы пахли березой. У Долины закружилась голова…
В понедельник как всегда они вместе шли на работу. Болтали о чем попало, к субботним событиям не возвращались. Перед самой пекарней Нина его остановила, посмотрела прямо в глаза.
— Ян, не хочу, чтобы ты обо мне плохо думал. Я не такая. Спасибо, что ты увидел во мне женщину. Нормальную, тоскующую по мужику бабу. Если б не эта сумасшедшая жизнь, я бы хотела, чтобы ты со мной остался, но я все понимаю, все знаю.
— И тебе спасибо. Ты прекрасная женщина, Нина.
Долина поцеловал ей руку. На этот раз она ее не отдернула.
Через две недели Долина и еще некоторые червонноярцы покидали Шиткино. Уезжали в надежде, что найдут где-нибудь какой-то польский след. Пробирались к Тайшету, к железной дороге. Разрешение на выезд в другой район за солидную взятку спиртным устроил им «по старому знакомству» Савин, бывший комендант Калючего. С транспортом на этот раз проблем не было. Из Шиткино в Тайшет время от времени ездили подводы за товарами.
Все обещания старой Василисе Долина полностью исполнил: наколол дров на всю зиму, утеплил баню, вставил в забор выломанные доски, навесил дверь в пристройке. А вдобавок попросил Флорека Ильницкого, потому как сам не умел, обложить печь кирпичом и обмазать глиной.
Венька подарил Сташеку патрон из отцовского патронташа. Старая Василиса приготовила им на дорогу «туесок» сибирских пельменей. Нина ничего не говорила, плакала.
От выезда практически в последнюю минуту отказались Чуляк и еще несколько семей из Червонного Яра, с которыми они вместе приехали из Каена. Грустно было и тем, кто отправлялся дальше в неизвестность, и тем, кто оставался.
Так по воле судеб, по злой воле ссылки люди из Червонного Яра, такие сроднившиеся, часто связанные родственными узами, на редкость солидарные, стали расходиться в разные стороны и теряться в этом необъятном сибирском крае. И самое страшное — не было никакой уверенности, что когда-нибудь их земные пути пересекутся…
9
Тайшет. Небольшой город на транссибирской железной дороге, расположенный между Красноярском на западе и Иркутском на востоке. Наши странники о Тайшете знали только то, что это ближайшая к Шиткино железнодорожная станция. Мало кто из них запомнил скупые слова Корчинского о Тайшете как о центре огромного гулага, пользующегося злой славой, производящего руками заключенных пропитанные ядовитым креозотом железнодорожные шпалы. Они никого в Тайшете не знали, у них не было никаких адресов и контактов. Они шли вслепую и особенно об этом не задумывались: дойдут до железки, а там посмотрят. Никто из поляков, покинувших Шиткино, не намеревался оставаться в Тайшете надолго. Единой целью для всех было попасть на поезд, идущий на запад, и ехать дальше, куда получится. А по пути искать какое-нибудь польское представительство. Если выйдет, попытаться добраться до Куйбышева, до посольства генерала Сикорского. В Сикорского все верили как в Спасителя, ведь это благодаря ему была объявлена амнистия, благодаря ему зажглась искра надежды на возвращение в Польшу.
— Для того и существует польское посольство, для того генерал Сикорский и договорился со Сталиным, чтобы нам помочь. Говорю вам, надо любой ценой добираться к нашим представителям! — Мантерыс постоянно старался воодушевить странников на продолжение поисков.
Шиткинские возницы высадили их недалеко от станции. Люди беспомощно огляделись, подобрали свои убогие узелки с вещами и толпой отправились через пути к зданию вокзала.