Польский рассказ

А дальше, на правом берегу, на Пулавской горе, белеют неоклассические Пулавы князей Чарторыйских, виден «Храм Сивиллы», в котором так много музейных редкостей: реликвий Греции, Рима и старой Польши. Столько, сколько могло вместить в себя сентиментальное воображение начала XIX века. Умерщвлена уже Речь Посполита, потому и такая любовь к ее реликвиям, такой ранний романтизм в Пулавах. Речь Посполита закончила свое существование именно здесь, чуть далее, повыше устья реки Вепш, когда еще не было крепости Демблин, на том же, что и Пулавы, правом берегу, на полях Мацеёвиц, где Костюшко, раненный и побежденный, воскликнул будто бы, когда его брали в плен: «Finis Poloniae!»[1], хотя позднее отрекался от этих слов, вырвавшихся в минуту обморочного состояния.

Переведя взгляд от черных Мацеёвиц к левому берегу Вислы, чуть выше устья Пилицы, туда, где впадает в Вислу небольшая речушка Чарна, старинные плотогоны видят могучие руины Черска, бывшего до Варшавы столицей Мазовии.

Здесь берег поднимается, начинается высокий обрыв — западная стена древней Вислы, отсюда, от Черска, все увеличивающаяся до самых Белян и Млотин за Варшавой. Что можно сказать об этих кирпичных руинах в Черске? Это первый княжеский дом, выстроенный в романском стиле, оборонный замок Конрада Мазовецкого, предка удельных мазовецких князей. Дальше, спускаясь вниз по Висле, плотогоны встретят другие кирпичные замки, готические — рыцарей Тевтонского ордена крестоносцев, которых князь Конрад пригласил и поселил вдоль мазовецких границ.

Это был легион немецких рыцарей-монахов, временно безработный после недавно проигранного крестового похода в Палестину, носивший белые арабские плащи-крылатки, перечеркнутые черным крестом. Рыцари, сидя в Венеции, ожидали так называемых лучших времен и сделали публичное заявление о своей готовности наняться на миссионерско-колониальную войну. Князь Конрад Мазовецкий из Черска нанял их для крестового похода против Пруссии, отдав им во владение область Хелмно вдоль тогдашней польско-прусской границы. Политика истребления, а тем самым усмирения Пруссии и захват восточного побережья Балтийского моря — вот цена возникновения могучих готических кирпичных замков крестоносцев от нижнего течения Вислы до самого ее устья под Гданьском.

Конрад Мазовецкий, худой, сильный мужчина в серебряных доспехах, хитрый князь, сердце которого ничего не боялось, не стыдилось, как стыдилось сердце тогдашнего короля Польши Болеслава Стыдливого, дважды посягал на Краков, располагаясь в башне костела святого Андрея, откуда руководил осадой Вавельского замка, где сидел Болеслав Стыдливый — его племянник, с женой, святой Кингой. В руинах Черска, который во времена Конрада был расположен на острове посреди Вислы, можно увидеть иногда его дикое, сосредоточенное лицо, склоненное над красным куском бывшей стены. Говорят, пруссы представляли себе дьявола в образе Конрада Мазовецкого.

Черск, или, иначе, «черный град» возле устья реки Чарной, — это южный край высокого обрыва, а Беляны и Млотины — его северный край. Название Беляны произошло от белых сутан Ордена камедулов, пустынников, которым Владислав IV выделил в XVII веке этот дубовый лес для постройки монастыря, одиноких отшельничьих хижин и костела.

Беляны варшавские на одно человеческое поколение моложе Белян краковских: часть камедулов из Кракова перебралась тогда в Варшаву. На краковских Белянах белосутанные отшельники жили в окружении темно-синих суконных кафтанов с пунцовыми пелеринами, которые называются здесь «керезыями»; на Белянах варшавских окружили монахов мазурские национальные костюмы — серые и черные кафтаны с лацканами всех цветов радуги.

Круглый белянский костел в стиле барокко, расположенный на дороге тут же возле Вислы, хранит сердца короля Михаила Вишневецкого и его матери. Не было у робкого короля Михаила, сына бесстрашного Иеремии Вишневецкого, особой надежды на то, что его действительно выберут королем. Об этом он говорил, сидя у окна в покоях, убранных украинскими рушниками, во дворце на улице Медовой, со своей матерью, Гризельдой из рода Замойских, внучкой канцлера Яна Замойского и вдовой великого предводителя, бравого молодца с окраинных земель, магната Иеремии.

Материнское сердце тревожилось в течение всего длинного летнего дня, пока происходили выборы, и вот вечером, неожиданно, потайным ходом со стороны садов пробирается к ней переодетый сын, чтобы сообщить, что стал королем. И тогда произошла сцена, пережитая, должно быть, искренне, но разыгранная с театральными эффектами: мать пала к ногам сына, воздавая должное величию короля. Оба их сердца, хранимые в костеле на Белянах, также относятся к привисленским легендам.

Меж белянских дубов, возле костела камедулов, стоит гробница Станислава Сташица, который любил посидеть здесь, среди благостной тишины, созерцая густую зелень и размышляя над неисчерпаемыми богатствами земли польской, недр и душ ее.