Полуденный бес. Анатомия депрессии

Наконец воздух сделался таким твердым и ломким, что слова доносились до меня как сильный шум, и я никак не мог составить из них нечто связное. Возможно, вам приходилось, сидя на лекции, вдруг осознать, что уловить смысл вам удается, только напрягая внимание, а мысли ускользают в сторону, и, вернувшись, вы не всегда понимаете, что только что услышали. Логика нарушается. Так же было и со мной, но только буквально с каждой фразой. Логика ускользала от меня постоянно. Кто-то что-то сказал о Китае, но я не понял что. Мне показалось, что кто-то упомянул слоновую кость, но я не понял, тот ли это самый человек, который говорил о Китае, хотя знал, что китайцы делают вещи из слоновой кости. Кто-то спросил меня о рыбе – может быть, о той, что я ел? А разве я заказывал рыбу? Разве я люблю рыбалку? Или речь шла о китайской рыбе? Я слышал, как кто-то повторил вопрос (я опознал обрывок предложения, которое уже слышал), а потом глаза мои закрылись, и я спокойно подумал, как невежливо засыпать, когда кто-то задает тебе вопрос во второй раз. Нужно проснуться. Я оторвал подбородок от груди и улыбнулся, словно бы говоря: вы что-то сказали? На меня смотрели озадаченные лица. «Вы в порядке?» – снова спросил меня кто-то, и я ответил: «Возможно, нет». Тогда друзья взяли меня под руки и вывели из ресторана.

«Прошу меня извинить», – повторял я, смутно понимая, что у всех создалось впечатление, будто я накачался наркотиками, и жалея, что не объяснил, что у меня депрессия, что я принимаю кучу лекарств и не уверен, смогу ли продержаться весь вечер. «Прошу извинить» – и все вокруг повторяют, что извиняться не за что. Друзья спасли меня, отвели домой и уложили в кровать. Я снял линзы и попытался немного поболтать, чтобы вернуть уверенность в себе. «Ну, как вы?» – обратился я к другу, но он вдруг сделался расплывчатым, как Чеширский кот, и я отступил и провалился в сон, и проспал семнадцать часов, и снилась мне страшная война. Бог мой! Я позабыл интенсивность депрессии. Она поражает так глубоко, так сильно! Нас регулирует набор норм, никак от нас не зависящих. Нормы, в которых я был воспитан и которые установил сам для себя, достаточно высоки по мировым стандартам; если я не могу писать книги, я чувствую, что что-то со мной не так. У многих нормы гораздо ниже; у других – гораздо выше. Если, проснувшись утром, Джордж Буш понимает, что не способен быть лидером свободного мира, то с ним что-то не так. А многим, чтобы понимать, что они в порядке, достаточно просто жить, обеспечивая себя пропитанием. Пережить коллапс за ужином выходит далеко за установленные мною рамки.

Я проснулся, чувствуя себя чуть менее ужасно, чем накануне, хотя страшно жалел, что утратил над собой контроль. Выйти из дому казалось невероятным усилием, но я знал, что смогу спуститься по лестнице (хотя и не был уверен, что хочу это делать). Я смог отправить несколько электронных писем. Я провел мутный разговор с психофармакологом, и он посоветовал наполовину снизить дозу зипрексы и уменьшить дозу ксанакса. И я не поверил, когда к концу дня симптомы начали исчезать. К вечеру я был почти здоров и, словно рак-отшельник, вырос, и отбросил свою раковину, и бодро пополз к берегу, чтобы отыскать новую. И хотя впереди было еще много трудностей, я радовался тому, что выздоравливаю.

Таким был мой третий срыв. Он стал для меня откровением. В то время как первый и второй в острой форме занимали примерно по шесть недель, а в целом продолжались по восемь месяцев, третий, который я называю мини-срывом, было острым всего шесть дней и продлился примерно два месяца. К счастью, на меня очень хорошо подействовала зипрекса, и еще я осознал, что исследования, которые я проводил для этой книги – не знаю, принесут ли они пользу кому-нибудь еще, – оказались необычайно полезными для меня самого. Несколько месяцев мною по разным причинам владела печаль, я испытывал значительный стресс, однако, хотя и с затруднениями, но справлялся со всеми делами. Поскольку я уже знал о депрессии очень многое, я сразу же распознал точку перехода. Я нашел психофармаколога, умевшего правильно смешивать коктейли из лекарств. Я понял, что, если бы я начал принимать лекарства до того, как первый срыв смел меня на самое дно пропасти, я сумел бы обуздать мою первую депрессию до того, как она вышла из-под контроля, и избежал бы настоящего срыва. Если бы я не бросил принимать лекарства, которые помогли мне при том срыве, у меня не случился бы второй. К моменту, когда приближался третий, я уже твердо решил не повторять эту глупую ошибку.