Полуденный бес. Анатомия депрессии

Пытаясь сохранить спокойствие на ранних стадиях всего этого кошмара, я попросил, чтобы ко мне пришел психиатр. Но врач, которая работала со мной, сказала: «Вывихнутое плечо – это больно, и вам будет больно, пока мы его не вправим, так что запаситесь терпением и не мешайте». А еще она сказала: «Вы совершенно не контролируете себя, злитесь, и я ничего не стану для вас делать, пока вы не возьмете себя в руки». Мне сказали, что «они не знают, кто я такой» и «не дают каждому сильное обезболивающее» и что я «должен дышать поглубже и представить, что я на пляже, что в ушах шумит море, а под ногами песок». Другой врач велел мне «взять себя в руки и перестать жалеть себя, потому что тут есть люди, которым гораздо хуже, чем вам». А когда я объяснил, что не так уж боюсь самой боли, что готов терпеть ее, но опасаюсь психических осложнений, мне заявили, что я «ребячлив» и «не готов сотрудничать». Тогда я сказал, что у меня в истории болезни психическое заболевание, а в ответ услышал, что в таком случае странно ожидать, что мои слова примут всерьез. «Я опытный профессионал, – сказала врач, – и я здесь, чтобы помочь вам!» Тогда я сказал, что я – опытный пациент, и то, что она делает, очень мне вредно, а она ответила, что я не учился на врача, потому она будет действовать согласно установленному порядку.

Я снова попросил консультации психиатра, но ее мне не предоставили. Отделения «скорой помощи» не располагают психиатрическими записями, и у них не было возможности проверить мои жалобы, несмотря на то, что я находился в той самой больнице, в которой работают все лечившие меня врачи, и мой психиатр в том числе. Похоже, в отделениях «скорой помощи» и травматологических пунктах считают, что если пациент говорит: «Я пережил тяжелую психотическую депрессию, спровоцированную сильной физической болью», это все равно что «мне нужен плюшевый медвежонок, иначе я не дам наложить мне швы». Стандартный учебник по оказанию неотложной помощи в США[77] даже не рассматривает психиатрических аспектов соматических заболеваний. Никто в отделениях неотложной помощи не умеет справляться с психиатрическими жалобами. Так что я просил бифштекс в рыбном ресторане.

Боль нарастала. Пять часов боли как минимум в шесть раз болезненнее, чем один час боли. Я заметил, что физическая травма – один из самых частых факторов травмы психиатрической, и лечить первую так, чтобы вызвать вторую, – верх медицинского скудоумия. Разумеется, чем дольше длилась боль, тем сильнее она меня выматывала, тем сильнее перенапрягались мои нервы, и тем серьезнее становилось положение. Гематомы чернели, и вскоре мое плечо выглядело так, словно я позаимствовал его у леопарда. Когда наконец мне дали дилодид, я уже был не в себе. В отделении и в самом деле имелись люди с более серьезными, чем у меня, травмами; но почему же мы все должны были терпеть ненужную боль?

Через три дня пребывания в отделении «скорой помощи» я начал думать о самоубийстве точь-в-точь так же, как во время моего первого серьезного приступа. И если бы за мной 24 часа в сутки не присматривали родные и друзья, я дошел бы до такого уровня физической и психической боли, которого бы не смог перенести, и искал бы облегчения самого экстремального свойства. Я снова был деревом, которое оплетала лиана. Если вы видите крошечный росток, показавшийся из-под земли, и понимаете, что это лиана, вы легко вытащите его большим и указательным пальцами, и все будет в порядке. Если же дождаться, пока лиана крепко обовьется вокруг дерева, то вам понадобится пила или топор, а еще лопата, чтобы выкопать корни. И вряд ли вам удастся убрать лиану, не повредив хотя бы некоторые ветки дерева. Как правило, я самостоятельно справляюсь с мыслями о самоубийстве, но, как я объяснил, когда все закончилось, персоналу отделения, отказ принимать всерьез психиатрические жалобы пациента вполне способен превратить пустяковую, в сущности, травму вроде вывихнутого плеча в смертельно опасную болезнь. И если кто-то говорит, что страдает, персонал отделения «скорой помощи» должен реагировать адекватно. В нашей стране не редкость самоубийства по причине консерватизма врачей, похожих на тех, с кем я столкнулся в том отделении, считающих неспособность переносить боль (физическую и психическую) слабостью характера.