Полуденный бес. Анатомия депрессии

Через десять дней она написала снова. «Я стабилизировалась – может быть, на более низком уровне, чем хотела бы, но тревожиться не о чем. Я снова сменила врача и лекарства – с депакота перешла на тегретол (Tegretol) плюс немного зипрексы, чтобы усилить эффект от тегретола. Зипрекса реально меня подавляет. Психические побочные эффекты при душевной болезни – это просто оскорбление! Думаю, при всей этой куче лекарств я могла бы получить степень продвинутой депрессантки. И все же я заработала какую-то странную амнезию: проходит час, всего лишь какой-то час, – и я уже не помню, какой страшной бывает депрессия, когда прокладываешь себе путь через бесконечные минуты. Я так устала, так измучилась, что не могу представить, какой буду, когда выздоровею, – что для меня нормально и приемлемо».

«Осознание себя предполагает предоставление другим возможности слишком глубоко проникать в твою личность, – написала она через несколько дней. – Как результат, многие друзья, с которыми я познакомилась в последние восемь или девять лет, стали не более чем случайными знакомыми. Одиночество нарастает, и я чувствую себя по-идиотски. Вот я позвонила очень близкой (и требовательной) подруге из Западной Виргинии, которая жаждала объяснений, почему я не приехала навестить ее и ее новорожденного младенца. Что ей сказать? Что очень хотела поехать, но не смогла, потому что лежала в психиатрической больнице? Так деградировать очень унизительно. Если бы знала, что меня не разоблачат, я бы врала. Изобрела бы какой-то приемлемый излечимый рак, который люди в состоянии понять, который их не пугает и не заставляет испытывать неловкость».

Лора постоянно находится «на коротком поводке»; вся ее жизнь крутится вокруг болезни. «Кстати о привязанностях: мне надо, чтобы те, кого я люблю, могли сами о себе позаботиться, потому что забота о них отнимает у меня слишком много сил, и я не в состоянии отвечать за каждую мелкую обиду, которую кто-то почувствует. Разве не ужасно так относиться к любви? С профессиональной жизнью то же самое – приступаешь к работе и быстро вынужден увольняться, и промежуток может оказаться длинным. Кто желает слушать о том, как ты надеешься на новое лекарство? Как ты можешь рассчитывать на понимание? Еще до того, как я заболела сама, я очень дружила с человеком, страдавшим депрессией. Я прислушивалась к каждому его слову, мы словно бы говорили на одном языке, до тех пор, пока я не поняла: язык, на котором говорит, учит тебя депрессия, совершенно иной».

Следующие несколько месяцев Лора, похоже, провела в борьбе с чем-то, что вот-вот готово было наступить. Между тем мы с ней все теснее сходились. Я узнал, что подростком она подвергалась домогательствам, в 20 с небольшим пережила изнасилование и оба эти опыта оставили глубокие следы. В 26 она вышла замуж, а на следующий год ее настигла первая депрессия. Мужу оказалось не под силу бороться с ее недугом, и она справлялась при помощи выпивки. Осенью появились легкие признаки маниакальности, и Лора обратилась к врачу. Тот сказал ей, что она слишком напряжена, и прописал валиум. «Маниакальность обволакивала мой мозг, а вот тело было жестоко заторможено», – рассказала она мне. Месяц спустя на вечеринке, которую они с мужем устроили по случаю Рождества, она впала в ярость и запустила в мужа форелевым муссом. Потом поднялась наверх и проглотила весь свой запас валиума. Муж отвез ее в больницу «скорой помощи» и сказал тамошнему персоналу, что не может справиться с ней; ее поместили в психиатрическое отделение, где она и встретила Рождество. Когда Лора вернулась домой, накачанная лекарствами, «брак закончился. Мы кое-как прожили еще год. На следующее Рождество мы отправились в Париж. За ужином я смотрела на него и думала: “Сегодня я ничуть не счастливее, чем год назад в больнице”». Она ушла от мужа; довольно быстро встретила нового мужчину и переехала к нему в Остин. Депрессия случалась у нее регулярно, не реже раза в год.

В сентябре 1998 года Лора написала мне о коротком приступе «жуткой летаргической тревожности». В середине октября она начала впадать в депрессию и отлично понимала это. «Депрессия моя еще полностью не разгулялась, но я понемногу сползаю в нее – я хочу сказать, мне приходится специально и все сильнее фокусироваться на каждом деле, за которое я берусь. Я еще не полностью в депрессии, но точно качусь вниз». Лора начала принимать веллбутрин. «Как я ненавижу это состояние, когда кажется, что ты от всего далеко», – жаловалась она. Вскоре ей пришлось целые дни проводить в постели. Лекарства опять перестали действовать. Она отказалась от лишних знакомств и сосредоточилась на своих собаках. «Когда депрессия сводит на нет мои обычные желания – потребность в смехе, сексе, пище, – только собаки дают мне почувствовать что-то возвышенное».