Полуночная сделка

Они качались на волнах вместе с «Сияющим Крылом», целовались под звуки далекой мелодии оркестра, прижимались друг к другу под взглядом десяти тысяч звезд. Последние ниточки надежды оборвались и медленно опустились к их ногам, рассыпаясь в пыль, а сердце Беатрис рассыпалось на сотни осколков, что бились, трепеща, друг о друга…

Это было прощание, и когда они остановились перевести дух, когда разорвали объятия и отошли, вернув каждый себе частицу своей души, что прежде касались, сплетались и запутывались, все уже было кончено.

Они смотрели друг на друга. Последний взгляд, последний раз запечатлеть возлюбленного в памяти. Ее Ианте. Она будет любить его вечно. Беатрис зажмурилась, сжала кулаки и сглотнула слезы.

– Я люблю тебя, – сказала она. – Прощай.

А потом развернулась и поспешно сошла по лестнице вниз.

Все уставились на нее: одну и с голыми пальцами, без малейших признаков изумруда. Гарриет выглядела так, будто хотела затащить Беатрис снова наверх и силой заставить ее передумать. Мать прикоснулась к своему защитному ожерелью, с сочувствием посмотрела на нее, и это было невыносимо.

Наконец слово взял отец.

– Что ты натворила?

Она посмотрела на палубу под ногами, затем подняла голову и уставилась ему прямо в глаза.

– Мы с Ианте решили, что нам лучше не жениться.

Лицо миссис Лаван просветлело, морщины на лбу разгладились.

– Должно быть, он разочарован, – сказал мистер Лаван.

– Этому мальчишке всегда не хватало здравого смысла, – заметила миссис Лаван.

– Вы решили, что вам лучше не жениться, – эхом повторил отец. Он поджал губы и уставился на Беатрис, словно не узнавая ее. А затем будто принял решение. – Очень хорошо. Нам нужно вернуться на материк. Немедленно.

– Дитя, – сказал мистер Лаван. – Что-то случилось?

– Мне очень жаль, мистер Лаван, – ответила Беатрис. – Прием просто чудесный, и я… я сожалею.

– Вас ждет корабль, – кивнула миссис Лаван. – Можете подняться на борт в любую минуту.

Мать не проронила ни слова.

– Мы благодарим вас за гостеприимство, – сказал отец. Он шагнул вперед, схватил Беатрис за руку и больно ее стиснул. – Пора возвращаться домой. Сейчас же.

Но она должна была рассказать обо всем Исбете! Это был единственный шанс…

– Папа, я неважно себя чувствую. Полагаю, мне следует отдохнуть, а обратно мы вернемся утром.

– Мы не будем больше ни минуты навязываться Лаванам, – отрезал отец. – Уходим. Немедленно.

На баркас Беатрис отправили первой.

Послание для Исбеты Беатрис написала на следующее утро. Взвесила каждое слово, дождалась, пока чернила высохнут, аккуратно свернула лист в маленький квадратик, капнула на уголок сургучом и запечатала простым вензелем: «БАК».

Она опустила его на поднос, где лежала почта, готовая к отправке. Беатрис успела подняться до половины лестницы, когда лакей выхватил ее письмо из кучи и понес в кабинет отца.

– Подождите…

– Так велено, мисс Беатрис, – извиняясь, объяснил лакей. Беатрис вцепилась в перила, перегнувшись через них. Отец не приказал закрыть дверь. Он сломал печать, прочел содержание – потом отнес письмо к камину и принялся смотреть, как лист сворачивается и сгорает в пламени.

Он вернулся за стол, даже не бросив на нее взгляда. Беатрис для него больше не существовала – он не смотрел на нее, не разговаривал с ней, никак на нее не реагировал.

После обеда раздался звонок в дверь. Беатрис подошла к окну и увидела на улице покрытое эмалью ландо Лаванов. Она утерла слезы благодарности и стала ждать. Но вот парадные двери распахнулись, и на тротуар вышла Исбета Лаван. Не оглядываясь, она села в экипаж и уехала.

Этот визит был последним. Беатрис каждое утро поднималась, позволяла Кларе проводить ее в купальню, выбрать платье и сделать прическу, но чаще всего даже не спускалась к ужину. Она брела из своей комнаты в музыкальный салон, где играла на виоле музыку печали, гнева и безотрадного, пустого будущего. Дни перетекали один в другой, Беатрис лежала в постели, глядя в никуда.

Ни одному джентльмену не нужна дева-воительница. Никому не нужна мятежная невеста, девица с трудным характером, в роду которой рождаются одни девочки. Она навеки останется синим чулком, привязанным к семье, но ей не позволят помогать в делах. Не чародейка – обуза.

Отец на нее даже не смотрел.

Уже не веяло ароматом цветущей вишни, деревья не стояли окутанные дымкой белых лепестков, а покрылись нежной весенней зеленью. Брачный сезон почти миновал. Колокола Санктума звонили, возвещая о новых бракосочетаниях, заключались и скреплялись союзы.

Никто не наносил визиты Беатрис Клейборн.

Прошло еще семь дней, а потом она прочла колонку в газете «Бендлтон трибьюн», которую отец оставил после завтрака, и у нее затеплилась надежда. Через несколько минут после его ухода Беатрис прокралась в столовую съесть кусок яичного пирога и выпить горький от перестоявшей заварки чай, а чтобы скоротать время, взяла в руки газету. У Беатрис почернел кончик пальца, которым она провела по столбцам объявлений, предлагавших все – от судов напрокат до доставки овощей с грядки, и вдруг, на одном из объявлений ее будто обожгло.

Она чуть не сунула палец в рот.