Полураспад. Очи синие, деньги медные. Минус Лавриков. Поперека. Красный гроб, или уроки красноречия в русской провинции. Год провокаций

Броня, визжа, показала ему в сторону маминой спальни. Господи, что там? Что-то позорное совершила?..

Алексей Александрович заглянул в полусумрак маминой комнаты и с ужасом увидел: мать вся обвязана нитками и веревочками и притянута к стальным стойкам кровати.

— Как Гулливер! — смеялся мелкозубый сын. — Как Гулливер!..

Алексей Александрович быстро нагнулся и отвесил Митьке тяжелую оплеуху. Мальчик отлетел к двери и сполз на пол, Бронислава бросилась к нему и, оборачиваясь, зарычала:

— Не смей!..

— Это как вы смеете?!

— Ну, подурачился… Ты же сам ему говоришь — читай книги, не смотри телик. Вот он и прочел.

— Да ладно уж… — донесся до них тихий голос старухи. Она, наконец, поняла, почему не может подняться, лежала, кривя черный, беззубый рот. — Я не обижаюсь…

Как в дурном сне, Алексей Александрович принялся рвать нитки, схватил ножницы, освободил мать, обнял.

— Прости, мам… Я этому щенку еще покажу! Наслушался здесь…

— Не надо, — попросила старуха. — Лучше помоги встать. — Качнувшись, поднялась, сделала два шага, и незамеченная нитка потянула с подоконника вазу — та, упав, покатилась по паркету.

Мальчик неуверенно засмеялся, глядя на свою мать. Алексей Александрович взял сына за уши и, пригнувшись, посмотрел ему в глаза. Тот невинно, как в такие минуты Броня, моргал и скалился.

— Смотри… — только и проскрипел отец и, быстро одевшись, поехал на работу.

17

От всего происшедшего он решился, наконец, на встречу с Белендеевым. Тот звонил уже раз семь, хотя давно мог бы взять и заглянуть в лабораторию к Левушкину-Александрову. Но Мишке-Солнцу, видимо, не хочется говорить при незнакомых людях.

Что ж, если гора не идет к Магомету… Алексей позвонил в обеденное время в Институт физики, в приемную академика Марьясова: может, снова кофе с коньяком пьют?..

Кофе с коньяком у начальства точно пили (так сообщила секретарша Кира), но Мишки-Солнца там не оказалось.

Позвонил Анне Муравьевой — та ответила, что Мишка только что доложил анекдот и отчалил. Алексей набрал номер Дома ученых — сказали, что иностранный гость с некоей дамой спустился в ресторан.

Идти, когда человек настроен развлекаться, не стоит. И Алексей Александрович долго стоял у входа в свой институт, как буриданов осел, не решаясь: в лесу покружить с полчаса (голова болела) или все же зайти в лабораторию, узнать, как там молодые сотрудники.

И в эту минуту запиликал в кармане сотовый. Алексей достал телефон, и голос Мишки в самое ухо произнес:

— Я рад был узнать, что ты спрашивал обо мне. Я уж подумал, боишься бебешников. Да мне ничего от тебя не нужно. Только посмотреть на новое поколение, якие вы нынче, и вспомнить, що в нас було… Приходи! Красавица, которая составит нам компанию, твоя давняя знакомая.

— Кто? — упало сердце у Алексея. Не Галя же Саврасова?

— О-о!.. Угадай! Имя ее носит ваша… наша гениальная поэтесса…

— Белла Денежкина? — пробормотал Алексей. Господи, ведь именно к ней когда-то с покойным Митей он шел в новогодний вечер, а попал… Может быть, сама судьба его сегодня сводит с ней, чтобы еще сильнее помучить угрызениями совести? Да и с Михаилом Ефимовичем можно будет обсудить какой-нибудь проект. Например, создание фильтров алюминиевого завода город гибнет от облаков фтора, сжигающего не то что легкие у людей — стекла домов, превращая их в пчелиные соты…

Белендеев и Белла Денежкина сидели в дальнем тихом углу ресторана, изредка освещаемые разноцветными иглами лазерного света. Оркестр придет позже, а пока что в двухэтажных колонках гитара вкрадчиво мяукает под тихий звук ударных.

— О! Уот из ит? — Мишка-Солнце, сняв с груди салфетку, поднялся, рывком протянул широкую ладошку в перстнях: — Майкл. — Неслышно рассмеялся, обнял Алексея обеими руками, припал, как к столбу. — Теперь меня так зовут… Но для вас я все тот же Миша… «Мишка-Мишка, где твоя улыбка?» И, отстранившись, кивнул в сторону стола. — Уперед!

— Здрасьте, — Алексей Александрович поздоровался с Беллой. Эта мосластая, с бледно-рыжими, завитыми в стружку волосами, в зеленом платье с огромным декольте и сверкающим крестом женщина не сразу напомнила ему ту певунью-девчонку, которую когда-то обожал университет. Но Алексей Александрович всегда жалел женщин и посему изобразил, может быть, неловко, мину восхищения: — Вы все такая же!

— О!.. — Белла переменилась в лице и стала действительно слегка похожа на себя прежнюю — зубы весело оскалила, ресницами заплескала. — А я боялась — узнает, не узнает?

Мишка-Солнце вскинул короткую руку, сверкнув дорогой запонкой, и щелкнул пальцами, подзывая официанта. Он выглядел до смешного самоуверенным, хотя и прежде, говорят, не страдал от скромности. Подошедшему парню-официанту, не глядя, буркнул:

— Месье, как сегодня креветки?

— Креветок нет, — отвечал уныло официант с вислым носом, слегка подыгрывая гостю. — Креветки вышли.

— В таком случае жареного угря, месье.

— Угорь кончился, сэр. — Официант потер ухо и добавил: — Есть палтус… баранина… есть…

— Баранину, баранину! — потер ладони Белендеев. — Наши бараны не болеют коровьим бешенством. И красного вина!