Матросы надели «намордники», то есть респираторы для работы с нитрокраской, и стали похожи на слонят с обрезанными хоботами. И только тогда взялись за зюзьги. Первый же ящик с бывшей рыбой по имени минтай, поднятый из трюма, дал ясно понять, что на палубе находиться опасно для жизни.
Спасая лаборантку, Валька утащил её за руку в радиорубку. Оттуда вскоре послышались негромкие звуки гитары. И тут же из трюма выскочил Малыш, как чумной пронёсся по палубе, срывая на бегу «намордник», и перевесился через фальшборт как раз возле Валькиного иллюминатора. Звуки, исторгнутые им, заглушили гитару.
– Укачался Малыш, – посочувствовал Валька. – Надо же, шторм такой перенёс, двенадцать баллов – и ничего, я свидетель.
– Ну да, у вас там больше и не бывает, – сказала Надя. – А тут – все тринадцать баллов.
Из дневника:
19.08.91.
Сегодня получил открытку:И адрес: 197136 Л-д Ленина 36–20. Подпись, которую еле разобрал:
В. Конецкий.
«Рыба века» – минтай, он же Митька голубоглазый
Траулеры – только из новостроя!
IV. Сардина-иваси
Вернулась «неверная»
Самая главная рыбацкая новость 2016 года: в дальневосточные моря вернулась сардина-иваси. И первые кошельковые невода для промысла этой рыбы, которая уходила на целых 25 лет, уже подняли первые уловы. Но чтобы сардины взять много и сделать действительно народной дешёвой рыбой, надо заниматься флотом. Рыбы будет много, а приёмных мощностей – плавбаз может и не хватить. Надо флот обновлять и старые пароходы переоборудовать. Сейчас работают пароходы, которым 35–40 лет. Сколько они ещё выдержат?…
Ивасёвые эксперименты 16-го года завершены. После главных экспедиций 17-го года – минтаевой и сельдевой в Охотском море – к золотой рыбке-иваси рыбаки вернутся в июле.
Иваси – неверная рыба, говорят и наши, и японцы. Дескать, то её полным-полно, чуть не пол океана оккупирует, то вовсе исчезает неведомо куда. А вот, представьте, учёным ТИНРО давно ведомо! Сотрудник этого Тихоокеанского НИИ рыбного хозяйства и океанографии в море, где-то в 90-х годах ещё, просвещал меня: все мы под звёздами рождаемся и живём, Солнце – главная наша звезда, от неё всё на Земле и зависит. И вот какая зависимость тут, обратная: падает солнечная активность – наступает резкий скачок, всплеск воспроизводства сардины. Она никуда не исчезала! Её небольшое стадо постоянно «прописано» на плёсе Кудзюкури, с океанской стороны острова Хонсю, недалеко от Йокогамы. Но вот подходит её звёздный час – и происходит самый настоящий рыбный демографический взрыв, все моря дальневосточные – в первую голову Японское и Охотское – в считаные буквально недели начинают кишеть этой невеликой, но красивой серебряной рыбкой, жирной, упитанной, вкусной во всех видах! Её косяки доходят даже до Камчатки…
Как правило, цикл такого «кишения» – двенадцать лет. Потом она снова возвращается «домой», на плёс Кудзюкури, ждёт своего звёздного часа – спокойного Солнца…
14 ноября 76.
Подошёл циклон, штормуем. Моя каюта всего на метр выше уровня моря, притом штормового моря. А волны сейчас 4–5-метроворостые, а в длину, пожалуй, 20–25 м. Каютка – 1×2 м (изолятор) имеет 2 иллюминатора – на правый борт и на нос. Когда валялись в дрейфе, полоскало бортовой иллюминатор, пришлось его намертво задраить. Донимала сильная бортовая качка. Только было свыкся с ней, запустили двигатель и стали носом на волну («А то без обеда останемся», – сказал капитан). Килевая сейчас мучает, она куда хуже, по-моему, т. к. от неё мозги сдвигаются, ухают в жаркую пропасть и взлетают к небу, отчего прошибает липким потом. Через закрытые шторм-портики и фальшборт волна врывается на палубу, несётся ко мне и порой запрыгивает в носовой иллюминатор, чего я никак не ждал, и потому мой треугольный столик (45×45) сейчас мокрый. У японцев, говорит капитан, есть плавучие якоря – парашют, который выстреливается с бака чем-то вроде линеметателя, он удерживает носом на волну и практически сводит к нулю дрейф, мы же вынуждены денно и нощно гонять двигатель.