Полвека в Туркестане. В.П. Наливкин: биография, документы, труды

Однако же усилия этих радетелей общемусульманского дела и общемусульманских интересов до поры до времени оставались тщетными, на что, разумеется, было много весьма солидных причин.

Достаточно только вспомнить, например, ту громадную роль, которую сравнительно недавно еще играли в духовной и юридической жизни всего суннитского Востока Бухара и Самарканд, долгое время являвшие собой главнейший центр мусульманской схоластической науки, а потому затмевавшие в глазах большинства мусульман значительную часть блеска Стамбула, никогда не игравшего подобной роли ни в религиозной, ни в юридической жизни мусульманских народов.

Таким образом, приблизительно в начале истекающего столетия мусульманский мир представлялся, во-первых, далеко отставшим, в культурном отношении от европейских народов, а потому и совершенно неприспособленным к борьбе с ними, в случае надобности, а во-вторых, разбитым на значительное число государств, замкнутых, изолированных друг от друга и физически, и морально и вместе с тем совсем почти забывших об одном из главнейших заветов своего пророка, об единении всего мусульманства, в котором не должно быть ни сект, ни национальностей, которое не должно знать ни арабов, ни турок, ни персов и афганцев, ни сартов и киргиз, ибо все они, приняв ислам, должны быть только мусульманами.

Вместе с тем с наступлением настоящего столетия начинают все быстрей изменяться как соотношения между мусульманами и христианскими народами Европы, так равно и взаимные отношения между главнейшими мусульманскими государствами, ближайшими причинами [их. – Сост.] явились: погоня за рынками и территориальными приобретениями со стороны западноевропейских государств; необходимость для России умиротворить и вообще обеспечить от разного рода случайностей свои азиатские границы; возникновение непосредственного общения части мусульманских народов с европейской цивилизацией и, попутное со всем вышеупомянутым, снабжение европейцами многих мусульманских народов такими знаниями, которых они раньше не имели, что, как уже было замечено выше, ставило эти народы в невозможность не только борьбы с европейцами, но даже и конкуренции с ними на поприще большей части отраслей гражданской жизни.

Англичане овладевают Индией; французы основывают свои владения на севере Африки; русские отодвигают свою государственную границу далеко в глубь одичавшей в течение семи последних веков Средней Азии[677].

Одновременно с этим в Азии и в Африке возникают так называемые «сферы политического влияния» главнейших европейских держав, взаимно конкурирующих в этом отношении.

В одичавших исконно-мусульманских странах, спавших, как казалось людям того времени, непробудным сном, под влиянием европейцев, неустанно приливавших сюда в качестве завоевателей и коммерсантов, и политиков, устанавливавших границы «сфер влияния», и офицеров-инструкторов, обучавших эти полудикие орды европейскому строю и обращению с европейским оружием, и ученых, и туристов, сумевших прежде всего разжечь в местных низших слоях страсть к легкой наживе и даже склонность к фальсификации старинных предметов, в этих полудиких, веками дремавших странах мало-помалу стала пробуждаться жизнь.

Их пробудил непривычный для мусульманского слуха того времени шум, поднятый европейцами, не находившими нужным ни особенно стесняться с полудикими варварами, ни согласовывать свою местную деятельность со вкусами, привычками и мировоззрением полусонных мусульман, к тому же в большинстве случаев не имевших возможности призвать европейцев к порядку.

Пока шло постепенное медленное пробуждение мусульманства, Восток успел в значительной мере преобразиться: многие прежние государственные границы значительно изменили свои направления; достаточно прочно обосновались «сферы влияния»; как из земли выросли длинные вереницы телеграфных столбов; побежали поезда железных дорог; поплыли пароходы и засвистели гудки заводов, попутно с чем стараниями тех, кто стоял на страже «Восточного вопроса»[678], Турция, заключавшая и заключающая в своих недрах халифа, хотя и номинально только, а все же главу всего суннитского мусульманского мира, незаметно для самой себя очутилась в положении наиболее культурного из всех автономных и неавтономных мусульманских государств и обществ.

Вместе с тем ряд фактов, вроде переселения в Турцию кавказских горцев[679], в значительной мере способствовал установлению, если не у всех, то по крайней мере у подвластных России мусульман, взгляда на Стамбул и на халифа, как на верное прибежище для всех тех, кому претит европейская цивилизация, кто не может или не хочет с ней освоиться.

А тем временем европейские пароходы и железные дороги неустанно везли тысячи индийских и среднеазиатских паломников, часть которых, побыв в Мекке и Медине, попадали затем в Стамбул и приносили оттуда с собой на родину преувеличенные рассказы о богатстве и могуществе султана, о несокрушимой силе его армии и флота.