Полынь (СИ)

- Детей рода Тад всегда видно. Ты не обманул меня, Кебет, мальчик действительно очень красив. Посмотрим, так ли он сладкоголос, как о нём рассказывают люди.

И распорядился выполнять любое пожелание, любой каприз прекрасного невольника.

Вот только не было у Руфина пожеланий. И капризов тоже не было. Пустым оставался его взгляд.

Дни летели. Лето сменилось осенью, осень – зимою. Каждое утро ученик лекаря подолгу растирал плохо гнущиеся опухшие искалеченные пальцы. Руфин начал вставать, осторожно ходил по своей золочёной клетке, подолгу вглядывался в хрустальные струи фонтанчика.

В один из дней Кебет принёс лютню. Дорогую, с серебряными струнами и перламутровыми цветами на деке, с тонкой резьбой на колках из слоновой кости. Осторожно вложил в неживые руки, тихонько провёл пальцем по струнам. Руфин вздрогнул, вскинул испуганные глаза. Молодой вельможа тепло улыбнулся.

В разорённом доме отца осталось единственное сокровище – настоящая лидийская лютня, вырезанная из столетней урючины, украшенная замысловатой резьбой на грифе. Когда-то он учился играть на ней в доме Саббаха. Где-то она теперь? Чьи песни сопровождает чудесный перезвон?

Лютня отозвалась на прикосновение неловких пальцев чистым серебром. Зазвенела колокольчиком. Заплакала вдовушкой. Всхлипнула сиротой. Плеснула чистым ручейком. Залилась жаворонком. Руфин с удивлением вслушивался в привычные когда-то звуки. Долго бездумно перебирал серебряные струны. Вглядывался в себя.

Всё так же молча склонил голову, благодаря за щедрый подарок.

***

На излёте морозной зимы Кебет принёс клетку с жаворонком. Серенький нахохлившийся комочек перьев ничем не походил на золотого певуна вольной степи. Руфин захотел было выпустить птаху на волю, но в его покоях не было окон. С удивлением всматривался тоненький юноша в крошечного певуна. На раскрытой ладони протягивал просяные зёрна. Птаха лишь отворачивалась, скучнея.

Когда вечером в покои невольника заглянул Кебет, Руфин несмело тронул его за рукав, повёл глазами на клетку с птахой.

Молодой вельможа подавил досаду, вздохнул:

- Что, сладкий?

Юноша потянул за бархатный рукав. Выразительно глянул.

Кебет усмехнулся:

- Руфин, я не понимаю тебя. Скажи, чего ты хочешь?

Непокорный невольник печально опустил глаза.

Кебет нахмурился, приподнял за подбородок, заглянул в яркую синеву:

- Руфин, прошу тебя… повелитель начал терять терпение.

Руфин виновато поник головой, отвернулся.

Мужчина вздохнул:

- Поговори со мной… я не прошу многого.

Руфин вскинул мокрые глаза.

Кебет покачал головой, притянул к себе на колени, ласково задышал в ушко:

- Хочешь, завтра мы выпустим птаху?

Тихим ветерком прошелестело в ответ:

- Хочу…

Широкой улыбкой согрел невольника Кебет, подхватил на руки, закружил по залу:

- Умничка сладкоголосая! – Чмокнул в кончик носа испуганную драгоценность.

И услышал в ответ тихий смех колокольчиком.

Евнух неодобрительно качал головой, глядя на такое непотребство, но не забывал кланяться долу – шад будет доволен, когда узнает, что золотой невольник заговорил. Да за такую новость можно, пожалуй, и суюнчи* попросить!

Вельможа кормил с рук робко улыбающегося невольника. И Руфин ловил губами липкие от сладкого сока сильные пальцы, пил сладкое хмельное вино из одной с господином чаши. И жался к сильному теплому телу, безмолвно прося защиты.

А всесильному шаду, стоящему у потайного окошка, вдруг остро захотелось оказаться на месте младшего из рода Таллах. Чтобы на него смотрели с таким восторгом, чтобы ему лучись чистейшие сапфиры глаз. Чтобы на его плечо плеснула русая шёлковая волна. Счастлив будет тот, на кого обратит свою ласку синеглазый певун! Глупый-глупый Байирр! Разве можно топтать цветок, когда хочешь пить его сладость?

Юноша так и уснул в тёплых объятьях Кебета, прижавшись щекой к широкой груди, прикрытый полой златошвейного халата. И младший из грозного и мстительного древнего рода воителей и торговцев просидел до рассвета, боясь шелохнуться.

***

Печально звенела лютня в непослушных руках. Пальцы совсем не слушались. Мелодия не складывалось в звонкий полноводный ручеёк. Молодой вельможа не сдержал слова – не поехали они назавтра в степь выпускать жаворонка. Хотелось плакать от горечи, что скопилась в сердце, но не было слёз. Разве можно поверить богатому? Позабыл, дурак, что не ровня ты младшему хозяину. Ты – игрушка. Забыл, потаскушка, о своём месте? Без сил лежал Руфин на роскошных коврах, глядя в потолок мёртвыми глазами. А из клетки на него печально смотрел другой пленник – маленькая серая птаха, которая уже никогда не станет золотым певцом в широкой степи…

Но не дали в этот раз долго тосковать невольнику – большие праздники скоро, будут гости со всех шести углов света. Хочет удивить своих гостей шад.

Пришёл лекарь. Долго мял в тёплых узких ладонях искалеченные пальцы певуна. Спрашивал, где болит, постукивал по опухшим суставам тонкой палочкой. Хмурился.