Полынь (СИ)

Широкий плащ верного слуги своего шада почти сливался с закатом. Когда закат почти отцвёл – сиреневым, сине-серым. Серым. Чуткое ухо вельможи, привыкшего улавливать пожелания шада по лёгкости его шагов, уловило отдалённый намёт скакуна. Кебет спрыгнул с коня, ужом заполз в заросли кандыма, опутавшего песчаный бархан. Уложил рядом верного скакуна. Тёмный всадник на тёмном коне проскакал мимо. Молодой конь, лёгкий всадник. Хвала Богам, не ишгауз*.

Но ведь и ишгауз может проскакать по этой дороге. Знает вельможный посланец, что ишгаузы рыщут в дальних и ближних степях. Он не зажёг костра. И рано лег, подложив седло под голову. Ждал. Лишь к утру стал задрёмывать, вздрагивая. Утром первым делом осмотрел следы. Конь молодой, кованный новыми подковами, такими не куют ишгаузы своих низкорослых мохнатых коников. Всадник лёгкий – мальчишка, наверное.

Он раздумывал, кипятить ли ему чай. Дым в чистом воздухе пустыни издалека виден, далеко чувствуется. И не услышал двух щелчков. Не успел узнать короткого посвиста чёрных стрел.

Кебет захрипел, хватаясь за грудь. Нашаривая шёлковый лоскут с донесением. Заваливаясь во влажный от ночной росы песок. И тут послышался топот - того же коня с тем же всадником. Мужчина попробовал перекатиться за куст, авось, предрассветные сумерки укроют. Да не рассчитал. Алый плащ не укрылся в кустах кандыма.

Всадник осадил коня. Не чистый теке, видно, но резвый жеребец.

- Что за тюльпан вырос посреди кандыма?

Бестелесной пушинкой соскользнул с коня всадник. Худенький, как подросток, пожилой мужчина склонился над раненным. Воистину милосердны Боги. Когда ждёшь злого духа, он посылает доброго. Воистину велики Вы Боги Трижды величайшие!

- Боги! – Цокнул языком старик. – Кебет!

Ловко отторочил небольшой хурджин* и деревянный бочонок. Разжёг костёр. Привесил котелок для чая. Уложил раненного. Отломил оперение у чёрных ишгаузских стрел.

И Кебет решился. Пусть больно. Но как легко стало на сердце. Кто ещё, если не добрый знакомец, должен доставить донесение, зашитое за подкладкой кафтана? Он не так важен, чтобы возится с ним. Плохие новости вёз он своему шаду. Да не довёз. Страшно умирать одному в степи. Но что уж сделаешь… Шад должен получить послание.

Жаль, не увидеть ему больше синеглазого певуна…

***

Пришла на землю новая весна. Чтобы не случилось в подлунном мире – горе ли, беды ли, смерти, рождения – всё равно весна. Праздник всего сущего. Поднялось высоко небо. Заголубела яркая синева. Солнце стало золотым, а ветры мягкими. Принесли вольные ветры полынную горечь степную. От каналов запахло пригретой водой. Мутная вода, напоённая илом, отбрасывала на желтые оголившиеся берега коричневые блики. Пробивалась травка. Вётлы покрылись цыплячьим пухом. Только туранги ещё стояли тёмными, впитывали в себя соки земные.

Руфин стоял на балконе. Ловил губами, пил сладкий ветер. Подолгу перебирал струны, вспоминая древние сказания о могучих героях. Сейчас, увешанный драгоценностями, с тщательно подведёнными глазами и раскрашенными хной пальцами, он ничем не походил на ту бледную тень, что три дня назад держал за тонкую талию шад. Он жмурился на ласковом весеннем солнышке и мурлыкал детскую песенку:

На крыше сидели две птички.

Они полетели на речку.

Речку всю иссушили.

Рыбку всю всполошили.

Тяжело ухнули ворота. Руфин глянул вниз. Ахнул и зажал себе рот руками. Чтобы не закричать. Широкоплечие нукеры снимали с седла едва живого Кебета. Застучали по ступеням каблуки сафьяновых сапожек – шад сам вышел встретить скорбного гостя и его спасителя.

Невольник отшвырнул жалобно тренькнувшую лютню. Кинулся со всех ног.

- Кебет!

Пересохшие губы раненного раскрылись:

- Сподобили Боги…

***

Сядь рядом. Сядь. Не красней.

Лекарь глупость придумал. Мне не нужны эти юные гурии. Не хочу отдыхать. Не беспокойся. Лучшее лекарство для моей души – ты здесь. Может быть, я услышу ещё, как ты будешь петь. Ты прекрасен, цветок. Лучший певец на земле. Опять краснеешь? Глупый.

Мне нельзя говорить? Глупости. Это лекарь придумал. Мне нельзя молчать. Иначе невысказанное разорвёт сердце. От тяжести. От горя твоего. Ты же не дашь разорваться глупому сердцу прежде времени? Спасибо. Ладно, не буду. Не буду…

Я всё время тебя ждал. Верил, что придёшь в конце концов. Тревожился. За тебя. Спасибо, подушки удобные.

Спасибо-спасибо. Я попрал завет предков. Я поднял руку на брата. На сестру. Я ведь из худого роду. Не спорь. Злого, - от которого никогда не знаешь, чего ждать. Самодурный наш род. Я себе выговариваю. Что не смогу продлить дни свои. Помочь бы, как ты заслуживаешь. За жизнь твою многострадальную. За долготерпение. Чистоту, на которую ни разу не пала тень мимолётного облачка.